— Аллах с нами, правоверные!- воскликнул Халид, — уже скоро мы
войдем в великий Рум.
Охваченные священным экстазом он бросил взгляд на вершину горы —
и замер пораженный. Возле покрытого вечными снегами пика клубились
облака — и они складывались в подобие исполинской фигуры, смутно
напоминающей женщину в длинных ниспадающих одеяниях и державшую
кого-то на руках. Отдаленным раскатом прогремел гром и яркая молния
блеснула, озарив и гору и поле сражения.
— Матерь Божия с нами, братья! — чудом уцелевший епископ,
стоявший позади воинов, вскинул над головой икону, — чудо, воистину
чудо!!!
Сразу несколько стрел пронзили его тело и священник рухнул, не
выпуская из руки иконы. Однако ромеи, воодушевленные столь явным
божественным вмешательством, отчаянно контратаковали и эта атака
стала тем яростней, когда разнесся очередной рев рогов и из-за
одного из каменных столпов вдруг вынесся еще один отряд всадников,
стремительно приближавшийся к сражавшимся ромеям и агарянам. Рядом
с греческими катафрактариями неслись и иные воины — светлобородые
великаны в чешуйчатых доспехах, вооруженные мечами и огромными
секирами. Над ними реяли знамена, доселе невиданные в ромейском
войске: светловолосый и голубоглазый Георгий Победоносец, рубящий
топором дракона; Михаил Архангел, сражающий огненным мечом смуглых
и носатых чертей; Илия Пророк, мечущий молнии с неба и едущий на
колеснице, запряженной козлами. Впереди же войска, оскалив зубы в
кровожадной ухмылке, на белом коне мчался молодой воин. Голубые
глаза его полыхали, словно два костра синего пламени, а над головой
его реял штандарт с золотой хризмой над раскинувшим крылья орлом.
Такой же орел был вытравлен и на золоченной пластине панциря
юноши.
Засадный отряд, во главе с императором Михаилом и командиром
варварской этерии Асмундом, сходу врезался в арабских конников, что
в азарте погони уже оторвались от своих. В этот миг и левый фланг,
кинувшийся в притворное отступление, развернулся и устремился в
атаку на арабов разворачивавшихся навстречу новому противнику .
Двойной удар оказался столь силен, что сходу смял агарян,
столкнувшихся с новым, доселе неведомым врагом. Огромные секиры и
острые мечи германцев разрубали арабов от плеча до поясницы,
сносили им головы и выпускали внутренности. Словно боевой дромон,
проходящий сквозь волны, этерия рассекла левый фланг арабского
войска и сходу вступила в сражение с основными силами сарацин.
Арабы, и без того дезориентированные неведомым знамением, не смогли
оказать достойного сопротивления — особенно когда Асмунд, раздавая
удары направо и налево, прорубился сквозь строй телохранителей
Халида ибн-Язида и сошелся лицом к лицу с арабским полководцем.
Перерубив направленное ему в грудь копье, Асмунд ударом меча выбил
клинок из рук Халида и тут же его секира снесла арабу голову. Успев
подхватить ее за острие высокого шлема, Асмунд с торжествующим
криком поднял свой трофей над головой, одновременно срубая мечом
древко зеленого стяга — вместе с головой знаменосца. Горестный
вопль пронесся над сарацинским войском, которое уже никто не мог
удержать от бегства. По пятам за удирающими арабами неслись
свирепые варвары — германцы в которых воинственный дух предков
наложился на христианский фанатизм. Одержимые кровавым бешенством
берсерков они рубили, резали, кололи нещадно истребляя врагов. Они
тоже видели знамение над заснеженной вершиной — и осознание
божественной помощи удесятеряло их желание истребить всех
«нечестивцев».