— Господь с вами, Марья Алексевна! Я что, похож на
самоубийцу?
— А для чего?
Пришла моя очередь вздохнуть. Я потёр пальцами глаза, собираясь
с мыслями и ответил.
— Вы же знаете, Марья Алексевна, мне пришлось осиротеть в раннем
возрасте. Я почти не помню родителей и отдал бы многое, чтобы
увидеть их. Вы сказали, что императрица может умереть, и я считаю
правильным помочь встретиться дочке с матерью, пока не стало
поздно.
— Костенька… — по лицу княгини было видно, что эта затея ей не
нравится.
— Дослушайте, Марья Алексевна, — я выставил ладонь, прерывая её,
— дядя совершил грех, не вернув ребёнка Елизавете. А коли я получил
его наследство, мне и следует исправить ошибку. И главное: Татьяна
должна вернуть украденное дворянское достоинство. Василий Фёдорович
поступил против чести, превратив её в крепостную, и моя обязанность
восстановить справедливость.
— Ты сильно рискуешь, Костя.
— Может быть, — я пожал плечами, — но это мой выбор. Так будет
правильно, по совести и чести.
На долгие десять минут княгиня замолчала. Свет проплывавших за
окном кареты фонарей падал ей на лицо, застывшее каменной маской.
Плотно сжатые губы, глаза смотрят в пустоту, угольно-чёрная тень
скрывает то одну, то другую половину лица. Словно сфинкс размышлял
над новым ответом на древний вопрос.
А я сидел спокойно и улыбался. Год назад я остался жив только
благодаря Тане. Если бы не девушка, волк, созданный Рокком, просто
растерзал бы меня. Она не сомневалась ни секунды, когда бросилась
мне на помощь. Без страха, без сомнений, без сожалений, с одним
ножом на огромного зверя. И теперь пришло время мне ответить тем
же, только вместо волка будет грозная императрица. Слова “делай,
что должно, и будь, что будет” подходят к этому моменту как нельзя
лучше.
— Обратись в Петербурге к Разумовскому, — наконец заговорила
княгиня, — он порядочный человек и не откажет в помощи. Я напишу
ему письмо и засвидетельствую твои слова.
— Марья Алексевна, вы и так в опале. Императрица может…
Княгиня неожиданно расхохоталась.
— Мальчик мой, — она похлопала меня по руке, — дальше Сибири всё
равно не сошлют. Я уже слишком стара, чтобы бояться гнева Лизаветы.
А вот сыграть в этой интриге очень соблазнительно.
Княгиня наклонилась ко мне и с усмешкой сказала:
— Езжай и не опасайся. Лизавета хоть и строга, но сердце у неё
бабье, мягкое. А у меня есть к кому обратиться, чтобы подстелить
тебе соломки. В крайнем случае, уедешь с Таней за границу и
займёшься своими лошадьми там. Не ты первый, не ты последний.