С удивлением почувствовала, что от лезвий идет тепло, которое
согревало мне ступни, давно уже озябшие в тонких сапогах.
- Мне все это кажется, - уверенно заявила я себе, после чего
встала с лавочки и тоже покатила.
И уже скоро что-либо другое потеряло для меня значение – даже
то, что я находилась в чужом мире, - потому что зима, лед и коньки
были моей родной стихией.
Сперва я думала разыскать брата в веселящейся толпе. Скользила
осторожно, понимая, что попала в чужое тело, к которому еще не
успела до конца привыкнуть. Затем, осознав, что оно отлично меня
слушается, отдалась движению, едва не жмурясь от счастья.
Из памяти - моей собственной, Марины Одинцовой, - стали
всплывать картинки. Детские и юношеские годы, наполненные
бесконечными тренировками, частенько по несколько раз за день.
Пот, кровь и разбитые колени, а еще слезы бессилия, когда у меня
что-то не выходило. И радость, и гордость за саму себя, когда оно
начинало получаться.
Но сейчас я решила особо не рисковать.
Скользила по льду, наслаждаясь тем, что я жива и мне досталось
сильное и молодое тело. Затем осмелела настолько, что время от
времени начала пробовать простейшие элементы, соединяя их в такие
же простенькие комбинации.
Все еще не до конца доверяла этому телу, да и лед, конечно же,
был в ужасающем состоянии, и народу собралось прилично.
Поэтому просто наслаждалась свободой и скольжением.
Мельком видела восторженные лица – люди замирали, провожая меня
изумленными взглядами. Потому что так здесь никто не катался – вряд
ли у кого-то за спиной была сильнейшая на Урале школа фигурного
катания и десятилетие тренировок.
За спиной у Рины Одридж тоже всего этого не было, но даже тот
гибрид, который у меня выходил, поражал воображение местной
публики.
Я скользила мимо людей, с трудом державшихся на коньках и еще
друг за друга. Заметила брата, помахала ему. Одно время Рори
пытался повторять мои движения, и я подумала, что могла бы кое-чему
его научить.
Затем брат отстал, а я покатила дальше.
Отыскала и Ким-Ли – уверена, это была именно она. Никого другого
с настолько яркой, «восточной» по меркам моего мира внешностью,
здесь больше не было. Одета она была в светлую дубленку,
отороченную мехом, и выглядела чудесно.
Она тоже меня заметила, помахала рукой, на что я, проскользив
мимо, крикнула: