Если летом войска ещё бодрились, то к
осени на Пфайффера и весь вермахт посыпались несчастья, как из рога
изобилия. Вдруг оказалось, что Россия – это огромные расстояния,
это тяжёлый климат, это русские солдаты, норовящие убить
представителей высшей расы; это артиллерия и русские танки, которых
оказалось очень много.
Еще вчера войска жили в удобных
казармах, а теперь ночевали в антисанитарных условиях, где только
придётся. Осенью вермахт накрыло грязищей. Потом пришли морозы, аж
до семи градусов ниже нуля. Надо продолжать наступать, но нет
топлива. Грузовики со снабжением утонули в грязи где-то в тылу.
Солдаты простужаются, болеют желудком и завшивели. Бои становятся
всё ожесточённее и страшнее. Вместо того, чтобы сдаваться и идти
есть вкусные помои в концлагерях, русские дерутся всё яростнее и
изобретательнее. Они каждый день учатся воевать, и у них это
получается всё лучше. До Москвы вермахт вместе с Зигмундом
Пфайффером всё-таки добрался, совершив невероятное, но какой ценой:
множество солдат убито, обморожено, простужено, в госпиталях
огромное количество раненых. Раненые, что попали в госпиталь – тем
повезло, в отличие от тех, кого не смогли эвакуировать. На раненых,
валяющихся в ближнем тылу, смотреть без тошноты нельзя: лежат в
грязи, часами и днями ожидая эвакуации в тыл, раны гноятся,
гангрена расползается по всему телу. Вонь и смрад разложения. И
вши. Этих насекомых можно назвать настоящими жидо-большевиками, ибо
они намертво вгрызаются в кожу представителей высшей расы и вдоволь
пьют их исключительную кровь.
Под Москвой Пфайффер получил
серьёзное ранение, но каким-то чудом его смогли вывезти в Смоленск,
где он провалялся до середины января сорок второго года. Об
изменении положения на фронте зимой 1941-1942 годов Пфайффер понял
из общего лейтмотива сообщений фронтовых корреспондентов: от
«непобедимая немецкая армия скоро войдёт в столицу варварской
России» до «доблестные войска успешно отбивают бесполезные атаки
большевиков». Ну, да, типа того: «Сильно потрёпанный враг
продолжает трусливо наступать». Короче говоря, под Москвой Гитлеру
здорово наваляла монголо-славянская орда.
Валяясь в госпитале,
оберлейтенант хотел обратиться к психиатру с жалобами на психику,
но вовремя одумался, так как в Рейхе психов не жаловали. Он
наверняка получил бы какой-нибудь красивый диагноз в мирное время,
а для войны его отклонения в психике – это нормальное явление. На
восточном фронте в вермахте нормальному человеку делать нечего:
здесь даже нормальный быстро оскотинится и деградирует, или
застрелится, как делали многие солдаты и офицеры.