И только женщина хотела возразить, как тяжёлая рука легла ей на
уста, не давая возможности произнести ни слова.
- Ты подожди, не серчай за то, что не понимаешь головой своей.
Сердцем надо чувствовать, иначе нельзя. Что скажу тебе. Коли хочешь
быть подле деток своих – оставайся с ними. Будешь помощницей им и
мне. Тяжко в лесу без женской руки. Понимаю, что бросать нажитое
негоже, но подумай хорошо. А ребяток твоих, извини, уже не вернуть.
То воля их была, не моя. Сами пришли и попросились. Отказать не
мог. Я ведь за твоими отроками смотрел немало лет – добрые дети. И
делами и помыслами чисты. Животину не обидят, да поделятся
последним. Были б таки все – и земля возродилась как в стари.
Подумай сердцем да поспи. С утра поговорим. Ты своё слово скажешь,
я приму, каким бы ни было.
И, услышав слова, которые были сказаны мужчиной, но добрым,
сострадательным голосом, без всякого принуждения закрыла глаза и
вновь потеряла ясность мыслей, забывшись в полудрёме…
А на утро сыновья подошли к матери, поклонились в пояс, да
сказали своё слово, что домой не вернутся, из скита уйдут не
смогут. Будут учиться не только обряды проводить, но и лекарскому
делу станут обучаться, как повелось с незапамятных времён.
И женщина, покинув скит, пройдя по своим следам полпути до
деревни, внезапно наткнулась на маленького волчонка, который лежал
на сбитой ветке дерева и жалобно скулил, трясясь от холода и,
видимо, от голода. Глафирья оглянулась по сторонам, но следов,
кроме своих, не увидела. Скорее всего, вчера в темноте пробежала
мимо, не заметив эту кроху. А ведь могла и наступить. Опустилась на
колени и поднесла руку к дикому зверю. Но тот не зарычал, лизнул
протянутую руку и положил на женскую ладонь свою крохотную
головку.
- Кака ж ты кроха. – Женщина подняла волчонка со снега и, не
раздумывая, засунула его себе за пазуху. – Там тебе будет теплее,
малыш. И согреешься и тепло души моей почувствуешь. Получается,
двух потеряла, а одного нашла? Но ты ведь зверь дикий, в деревню
тебе никак нельзя. Иль выкрадут, иль зашибут со злобы. Надо итить к
старцу. Как он сказывал? Тепло женское нужно? Или рука женская? Уже
и не помню. Да и какая разница? Всё буду рядом со своими
деточками.
И она, развернувшись, подняла лицо к чистому небу. Постояла так
с минуту и неожиданно улыбнулась, скинув с души бремя тревог и
нерешительности…