Через
мгновение усталый ученый уже спал и думать забыв про свою эту то ли
шутку, то ли усмешку про золото в чемодане. Хотя, будь он немного
помудрее, то был бы осторожнее и не бросался такими фразами. Ведь
на его памяти уже была одна такого рода шутка, что в свое время
попортила ему немало нервов… Около месяца назад, когда Теслин
только-только попал в тело великого сербского ученого, он впервые
посетил свою основную лабораторию у военных. Там бродя вокруг
множества знакомых и незнакомых приборов и агрегатов, ученый
пытался разобраться в сути проводимых Теслой экспериментов. В
какой-то момент, когда он усиленно «ломал» голову, к нему с глупыми
вопросами подошел какой-то адмирал с кучей всяких висюлек на груди.
Везде совал свой нос, пытался давать указания. Потом уставился на
какой-то массивный агрегат с непонятными пытанными трубочками и
проводами и потребовал назвать его назначение. Раз подошел с этим
вопросом, второй раз, третий. На четвертый раз Теслин не выдержал и
выдал такое, что у сопровождающихся адмирала офицеров и кучи
техников от удивления вытянулись лица. Ученый сказал, что этот
агрегат, Теслин для большей наглядности ткнул в прибор пальцем,
поднимает потенцию до фантастического уровня. С того дня адмирал
буквально «окопался» в лаборатории, всякий раз при включении
агрегата стараясь оказаться к нему поближе. Вскоре дело дошло до
того, что в лабораторию зачастили о другие военные с большими и
очень большими звездами. Всем им вдруг оказалось интересно, чем
занимается всемирно известный ученый. Признаться, Теслин даже
пугаться начал такого ярко выраженного энтузиазма на их лицах.
Работать стало, вообще, невозможно. Теслину начали предлагать
огромные суммы денег сначала для продажи этого прибора, потом для
изготовления целой сотни его собратьев. В конце концов, ученый не
выдержал и признался, что ляпнул про чудодейственную силу прибора
не подумав. Говорят, когда адмирал услышал про это признание, то
поклялся убить Теслина.
Однако,
история эта уже канула в Лету и осталась за бортом сухогруза,
медленно выходившего из порта Нью-Йорка. Следующие дни потекли
своим чередом, превратившись для ученого в длинную вереницу ничем
непримечательных часов. Он долго приходил в себя, проводя в постели
по десять-двенадцать часов и просыпаясь лишь ради глотка воды и
куска хлеба. Видимо, сказывались прошлые недели тяжелых переживаний
и сомнений. В какие-то дни у него даже не было сил, чтобы подняться
с постели и, стыдно признаться, добрести до туалета.