Из окна
первого этажа бывшего особняка купца-миллионщика Вершиница, а в
настоящее времяНово-Петергофского военно-политического училища
войск НКВД имени К. Е. Ворошилова,раздавались голоса.
– Егор,
что ты из меня жилы тянешь? Мне эти разговоры уже вот где! Ты на
кого меня оставишь? Я, что один здесь буду курсантов учить? – с
яростью, едва не переходя на крик, ревел злой мужской голос. – Едва
не каждый день приходишь и одну и ту же песню заводишь: на фронт,
на фронт, на фронт. Сколько можно уже? Думаешь, я хочу тут
сидеть?
Заглядывая с улицы в окно, в просторном кабинете
можно было увидеть двух спорящих людей – начальника училища Ивана
Николаевича Григорьева и одного из преподавателей учебного
заведения Егора Петровича Сафронова. Первый был довольно крупным,
грузным мужчиной лет сорока пяти – пятидесяти с бритой наголо
головой и небольшими усиками. Широко расставив руки, Григорьев
буквально навалился грудью на стол и с неудовольствием буравил
собеседника глазами. Второй являл собой полную противоположность
первому: он был молод, худощав, с короткой стрижкой и совершенно не
имел растительности на лице.
–Егор,
по-хорошему, прошу тебя: прекращай писать свои рапорты! Не тереби
душу. Не отпущу я тебя! Понимаешь, не отпущу! – Григорьев от души
стукнул по столу, заставив дребезжать большую бронзовую
чернильницу. – К тому же пораненный ты. В зеркало давно на себя
смотрел? Бледный как смерть! Руку, вижу, до сих пор
баюкаешь…
Парень,
действительно, болезненно морщился всякий раз, когда локтем касался
края стола.
– Давай
так. Обещаю, подпишу рапорт, как только тебе врачи добро дадут.
Пока подлечись немого, хотя и у нас не курорт, – успокоившись,
продолжил начальник училища. – Слушай, Егор… Звонил мне намедни
один знакомец из управления [управление НКВД по г. Ленинграду и
Ленинградской области] и попросил кое в чем разобраться. После
взятия Шлиссельбурга у них тотальная мобилизация, ни единой
свободной души нет... Ты про вчерашний налет слышал? С ним какая-то
неразбериха.
Со слов
знакомого из управления выходило следующее. С постов зенитной
обороны города в день налета немецкой авиации доложили только о
шести сбитых бомбардировщиков. Еще об уничтожении одиннадцати
самолетов отчитались летчики: четверых сбили истребители ВВС
Ленинградского фронта, семерых – ВВС Краснознаменного Балтийского
флота. Всего вышло семнадцать немецких самолетов, но никак не
восемь десятков бомберов, останки которых уже были обнаружены
патрулями. Возникает вопрос, а кто уничтожил остальные самолеты?
Были и другие странности. Жители города и области сообщали о
непонятных лучах, напоминающих свет зенитных прожекторов; о
сигнальных ракетах.