Но все это не относится к Нилу Гилтону. Нил – девяностолетний гигант. Величав и неподвижен. Лежит, как в гробу, на моем массажном столе. Его щеки и лоб пылают румянцем неопасного кожного рака. Седые, растущие из ноздрей усы слегка шевелятся. Когда массирую эти слякотные мышцы, этот закаменелый скелет, то наклоняюсь к Нилову лицу: не отдал ли концов старик, не врезал ли дуба? О чем он думает сейчас? Скорее всего, ни о чем. Все уже продумано за него в Екклезиасте. Все уже сказано там о его жизни.
Когда я массирую его затылок, слуховой аппарат в большом заросшем волосами ухе начинает петь. Главное – не задеть железную коробочку, вшитую под кожу над самым Ниловым сердцем. Когда я говорю «Перевернитесь», он стремительно вскакивает, поворачивается как волчок на левой ягодице, ложится на живот. Он уже наполовину железный и пластмассовый, этот девяностолетний фабрикант и миллионер.
Пятьдесят лет Нил делает гимнастику и массаж. Вот его скелет, до мельчайших костей, хрящей, сухожилий, весь на виду. У Нила герлфренд с пластмассовой ногой, ждет в «кадиллаке».
– Кому пойдут его миллионы?
– Детям, конечно, детям.
Нила массировать легко, на Ниле не заработать одышки, Нил почти бесплотен. Это все равно что массировать привидение. Одышка появится после мистера Лифа, вице-президента банка с громадными, загнутыми, как лыжи, ступнями. Промассировать такого от гребенок до ног – галерная работа. Трещат в суставах руки. Вначале обрабатываются фаланги пальцев, затем метровые жилистые конечности-рычаги.
Но откуда у меня эти сильные, ловкие движения двумя сдвинутыми в виде лопаты ладонями? Из моего спортивного детства. Когда-то я делал жим двумя на турнике и держал прямой угол на кольцах. Кто бы мог подумать, что это поможет мне выстоять в эмиграции? Мне помогает выстоять детство. В детстве мы совсем близко от эдемских садов, из которых только что вышли. Пот заливает глаза. Вот она уже появилась, одышка, вместе с болью в сердце. Почему-то всегда именно в этот момент мне вспоминаются оптинские заливные луга, изрезанные ручьями. Вязовая старинная аллея к Оптину монастырю, по которой в крестьянской телеге едет русский мужик с косой бородой. Лет Толстой.
Мистер Лиф дает обычно на чай один доллар. Если бы удалось увильнуть от большого Лифа, я потерял бы всего один доллар и не заработал одышки. Но как увильнуть? На копчике вице-президента Лифа – маленький хвост. Постанывая от удовольствия, большой Лиф повиливает хвостом.