- Да. Кормят здесь очень вкусно. Сегодня было пюре со шницелем и запеканка с какао, медсестры такие чудесные… - бабушка рассказывает дальше, а я глажу вновь разбушевавшийся живот.
Ладно, завтра заберу зарплату и перед тем, как развозить бумаги, поем. На сегодняшний вечер насобираю мелочь, норм будет. Что планирует есть мать, не представляю, да и думать не буду об этом. Нашла бухло, пусть и еду себе найдет.
После разговора с ба я ложусь. Завтра нужно будет поговорить с доктором, узнать, как точно дела обстоят. Ох, ба, ба, загремела в больницу со своим слабым сердцем… Закусываю губу и тру переносицу, чтобы не заплакать.
Когда она вдруг посерела лицом и свалилась мне на руки, я думала, что сама откинусь в тот же момент. Как хорошо, что я была дома, иначе и подумать страшно…
Эти три дня я, как в тумане. Ба помогли, но ясности, что дальше, пока нет. И это сжирает меня сильнее всего. Я не могу потерять ба, только не ее.
Сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза. Мечтать о том, что проснусь, и в реальности этого ничего нет, не приходится. Мечтать я не умею уже давно. С тех пор, как умер папа.
К счастью, веки тяжелеют, и мысли, спутавшись, рассеиваются туманом. Я засыпаю.
- Олька!.. Олька!
Меня кто-то хватает за ногу, и я подскакиваю с бешено стучащим сердцем. Дернувшись, освобождаюсь и оказываюсь в углу дивана, выставив вперед руки.
- Ой дура-то, - мать проспалась и теперь смотрит на меня немного мутным взглядом. - Когда ты уже шарахаться перестанешь, кому ты нужна-то?
Протяжно выдыхаю, опуская руки. Напоминать о прошлом не вижу смысла, мать не помнит, что было пару часов назад.
- Чего тебе? - спрашиваю ее.
- Жрать есть че?
- Нет.
- Ты же говорила, зарплата будет сегодня.
- Завтра.
- Ты говорила сегодня.
- И что? - встаю с дивана и поправляю перекрутившийся сарафан. - Надо было последнее потратить на водку?
- На что хочу, на то и трачу, мое, честно заработанное, - огрызается мать. - А ты помалкивай, а то вылетишь из квартиры вместе со своей бабкой в обнимку. Найди пожрать что-нибудь.
Запахнув потуже замызганный старый халат в цветок, она уходит из комнаты, я сажусь. Ненавижу ее. Говорят, так нельзя о матери, но ничего не могу поделать. Ненавижу, и все. Если бы я только могла уйти… Но некуда. А ба тут и вовсе на птичьих правах, квартира принадлежит матери.