Я снял с лошади два приседельных
мешка с провизией. Слуга отвел животных к ручью, напоил и начал
расседлывать.
– Запечем мясо?
Продолжая глядеть вверх, Эйхе
кивнул.
– Конечно. Давно пора. Оно скоро
протухнет!
Оленину мы добыли «по случаю». Два
дня назад мы последний раз видели людей – троих вилланов,
охотившихся в пустошах на оленей. Вообще, травить господскую дичь,
конечно, преступление, но в диких местах на это смотрят сквозь
пальцы. Мы просто забрали у них одного рогача и отправили восвояси.
Наш коммандер, в сущности, довольно добродушен, хотя, окажись у
браконьеров олениха – им бы явно не поздоровилось.
Вот этой тушей мы и кормились третий
день. Пора закоптить остатки, иначе, действительно, придется
перейти на одни сухари.
Гелло развел жиденький костерок из
хвороста. Зеленые ветки горели неохотно, застилая все сизым дымом.
Безрукий дебил!
– Найдите сухостой, Стусс, иначе мы
тут будем ждать до утра!
Тот покосился на рыцаря, но исполнять
приказание не спешил. Эйхе сел на снятое с лошади седло, поправил
горящие сучья веткой, как кочергой.
Я достал свой тесак и начал рубить
остатки туши на куски.
– Мастер Эйхе, могу ли я завтра взять
мясо с собой?
Эйхе, глядя на огонь, подумал, потом
кивнул.
– Берите, Энно. Вам оно будет
нужнее.
– А мы тут что, ветки будем грызть? –
возмутился Стусс, подкидывавший дрова в разгорающееся пламя. – Нам
еще назад ехать! А сколько еще ждать придется?
– А чтобы не грызть хворост, вы,
сударь, завтра отправитесь на охоту и добудете нам дичи. Ее тут
полно – отрезал Эйхе, пересаживаясь к костру.
– Но рыцарь, у нас нет ни лука, ни
арбалета! Как же мне охотиться!
Вот тут он совершенно прав. Хотя бы
один арбалет надо иметь, и для охоты, и для боя. Это камешек в
огород нашего коммандера – именно он должен был позаботиться о
походном снаряжении!
– Возьмёте рогатину и пойдёте на
кабана – флегматично отозвался Эйхе, кутаясь в плащ. – Даррем,
порежь мясо потоньше! Герр Андерклинг не очень сноровист в таких
делах!
Слуга занялся оленьим окороком, ловко
кромсая его на тонкие ломтики. Рыцарь засунул прутик с кусками
оленины прямо в пламя. Я последовал его примеру. Ждать углей –
слишком долго, да и не будет их с тонкого сырого хвороста.
Вскоре мы рвали зубами полусырую
внутри и обугленную снаружи оленину. То еще удовольствие! Она
жесткая, даже если её удастся сварить, а уж сырая – вообще беда.
Но, если не ел с утра, а за день отмахал десять ландмиль,** и
ячменная похлебка покажется амброзией.