Голова безвольно откинулась на
подушку, глаза остекленели…
– Вы только посмотрите на этого
нахала, – Ле́ска вырвала свою руку из моей, – совсем
голову отшиб такие шуточки шутить. Вот выздоровеешь, папка тебя
розгой отлупит, может, совесть появится.
– Только не розгой! Меня нельзя
розгой, вдруг я рёбра сломал! – ужаснулся я.
– Ты лучше скажи где так разговаривать
научился? – прищурилась девушка. – То ужасы какие-то рассказываешь,
то теперь вот умирающего изображал. Будто актёр какой-то или
проповедник…
Упс, надо бы полегче с этим. Никак не
дойдёт до жирафа, что я теперь сельский дурачок, грамоте
необученный. Не стоит сильно выбиваться из образа. Хотя бы со
знакомыми.
– А ты что же думала, одна ты из нашей
родни наделена неземной красотой? Не угадала! Я, как видишь,
неприлично красиво говорю. Совсем недавно проявилось, – засмеялся
я.
– Ну ты лис, братец, – тоже засмеялась
Ле́ска, – Разве что не рыжий. А папка мой в чём
красивый, а?
– Торгуется он красиво.
– Ну это ты его плохо знаешь. Когда
продаёт что-нибудь, так ругается… красиво! – ещё больше
развеселилась девушка.
– Смеёшься, племянничек? А нам вот с
мужиками не смешно, – голос принадлежал здоровому дядьке, который
без стука ввалился в комнату, и хмурым взглядом придавил меня к
лежанке. Образно говоря, конечно.
– Ой, папка, а мы с
Гро́мом так заболтались… он уже лучше себя чувствует,
– негромко отозвалась Ле́ска.
Кстати, да. Зовут меня теперь
Гро́мель, сокращённо Гром. Такое вот
крутое имя выбрал мой здешний папаша. Угадать, в честь чего
назвали, несложно. Но там целая история…
– Цыц, дочь. Иди к матери, дай сам
поговорю с этим героем, – последнее слово, естественно, было
сказано так уничтожающе, что по смыслу можно было бы заменить на
«негодяя».
Что-то я никак не въеду, почему мой
дядька такой сердитый. Они с отцом, помнится, никогда не ладили, но
теперь-то чего так бычить?
Ле́скасмиренно прошла на выход из комнаты, а на её место
уселся мой дядя. Был он слегка полноват, но о таком скорее сказали
бы «кабан». Большие мозолистые руки, чёрная пышная борода,
массивная челюсть и нос картошкой. Он весь был какой-то большой,
мне даже захотелось потесниться к стенке, чтобы дать этому
здоровяку больше места. Говорил он громко, не сдерживаясь. Эдакий
неандерталец, только ушлый и прижимистый.