А очнувшись в этом теле я твёрдо решила жить. Что бы не
случилось, я буду жить.
– Амелька, ну что, я растопил, - крикнул староста. – Ты не
закрывайся пока. я тебе еды хоть принесу. И это… Молчи, что я тебе
помогаю. Моя меня со свету сживёт.
– Спасибо вам, дядь Мефёд, - крикнула я, смахивая свободной
рукой слёзы благодарности.
Совсем скоро в доме стало тепло. Крошка уснул, наевшись до отвала и
не обращая внимания на грязные пелёнки. Я сходила ещё раз за
дровами и подкинула в печь, с радостью глядя на потрескивающий
огонь. Сегодня мы не замёрзнем, а если Мефёд принесёт еды, то я не
ослабну. Завтра надо будет лезть в погреб, поискать там хоть
каких-то овощей. Хотя, что я там хочу найти, спустя два года?
Гниль? Подойдя к сумке, вытащила кошель, который мне бросил
граф.Высыпав монеты на ладонь, счастливо воскликнула. Пять золотых
и три серебрушки! Это богатство! Для лорда это стандартная плата за
пару обедов в столичной таверне, а для меня – несколько месяцев
достаточно сытой жизни.
Забрав серебрушки, я ссыпала золото обратно и запихала кошель в
щель между досками на полу. Здесь их не найдут, если решат, что у
меня можно чем-то поживиться.
Минут через сорок пришёл Мефёд, неся котомку, в которой громко
звякали крынки.
– Амелька, забирай угощение, - мужчина поставил холщёвую сумку
на пол, рядом с дверью. – Там не много, но на пару дней хватит.
Ну…Бывай.
Мужчина ушел, а я подбежала к сумке, заглядывая внутрь. Крынка
свежего молока, хороший кусок свежего хлеба, даже окорок копченый
есть. Немного сырых овощей и куриная нога – это я оставлю на потом,
сварю суп.
Расслышав шаги в сенях, а после скрип двери, я оглянулась, готовясь
расспытаться в благодарностях, рассказать Мефёду, как он меня
выручил.
Но не успела и слова сказать, получи в хлёсткую пощёчину. В ушах
зашумело, щёку обожгло болью, а из глаз брызнули слёзы.
– Я тебя со свету сживу, если к мужу моему ещё раз подойдёшь, -
зашипела Авеса, старостина жена. – Графская подстилка решила, что
раз госпожой стать не смогла, то может мужей чужих уводить? Убью,
поняла?
– Поняла, - тихо шепнула, прижимая ладонь к щеке и испуганно
глядя на дородную, очень злую женщину.
Сплюнув мне под ноги, Авеса ушла, а я села на лавку и бездумно
уставилась в стену.
Графская подстилка. Теперь это моё клеймо навсегда, и ни один
мужчина не подойдёт к дому, боясь гнева жена. И ни одна женщина
приветливо не улыбнётся, встретив на пути.