Я потушила дымящуюся в её пальцах
сигарету и выключила ящик. Так случалось почти каждый день. Я уже
привыкла. Но временами я всё ещё по-детски мечтала о нормальной
любящей семье.
***
Когда мне исполнилось четырнадцать,
мама Ира умерла.
Я собиралась в школу и по привычке
попыталась растормошить маму. Её тело оказалось твёрдым. Изо рта
мамы выползла муха и улетела прочь.
– Мама? – зачем-то позвала я, а потом
опомнилась и бросилась к лежащему рядом дядьке Саше. – Дя Са! Дя
Са! Мама Ира умерла!
Тот неспешно потянулся и сказал:
– Эх, опять в бомжатнике мёрзнуть
придётся…
– Дя Са… – захлюпала носом я. – Что
делать-то?
– Чё-чё! – проворчал он. – Манатки
соберу, помоюсь напоследок – и в путь.
– А мне что? – сама не своя от
подступающей паники, спросила я.
– А чего тебе? В детдом тебя сдадут.
Пороть будут по поводу и без. У них не забалуешь. В восемнадцать
выпнут вон. Кому ты там нужна взрослая?
– Я не хочу-у-у в детдом, – завыла я.
– Дя Са! Помоги-и!
Так я оказалась в бомжатнике. Забрала
из дома пожитки в два мешка, оставила дверь квартиры открытой,
чтобы маму обнаружили, и ушла за дядькой Сашей.
Местные называли бомжатник ласково:
гнёздышко. Это был аварийный каменный дом сталинских времён. Окна в
нём были забиты снаружи железными листами, а изнутри подоткнуты
разной ветошью типа старых тулупов, штанов или пеньки.
Внутри гнёздышка было темно. Только
на площадке первого этажа четверо мужчин в хламидах жгли костёр и
варили в котелке похлёбку.
Молодых, кроме меня, в гнёздышке не
было. Зато дядьку Сашку бомжи приветствовали, как родного.
Наверное, поэтому мне дали место в одной из самых тёплых хат на
втором этаже.
Нашими с дядькой Сашкой соседями были
Нинок – женщина неопределённого возраста, и деда Вася – сухонький
тихий старичок. Оба беззубые и улыбчивые, вонючие, но добрые. Они,
в отличие маминого бывшего сожителя, мне понравились.
Раз в два дня мы маленькой стайкой
ходили в соседний, ещё жилой дом, чтобы помыться и постираться у
бабы Нюры. Старушка была полуслепая и больная, и из жалости пускала
нас к себе. Взамен на услугу мы прибирались у неё дома и варили ей
молочную кашу. Жаль, конфет у бедной старушки не бывало.
***
С того дня, как умерла мама Ира, я
бросила школу. Иначе меня нашли бы и отправили в самое страшное
место на земле – детский дом.