Так, собственно, и жили. Но сегодня, именно в эту глухую ночь,
Касаткина впервые задумалась о том, как все-таки важен был устав во
флоте. Особенно он был важен в боевом походе, когда в любой момент,
в любую секунду на корабле могли произойти события, способные
привести к гибели всего корабля, события обязывающие экипаж к
незамедлительному осуществлению мероприятий по борьбе за
живучесть.
«Да, – размышляла Касаткина, выбравшись из своей каюты, – как-то
я не подумала, что ночью будет также многолюдно, как и днем.
Интересно, тут вообще бывает иначе?»
И действительно, «глухой» эта ночь была исключительно для одной
Варвары Сергеевны. Остальные же члены экипажа несли службу так же,
как и днем. В одном только в жилом отсеке научнику Касаткиной на
пути попались подряд три матроса и один заспанный офицер. Видимо,
он был только с вахты, или же напротив, никак не мог проснуться
перед очередным дежурством - тут уже Варвара не разобралась. В
любом случае, выходило так, что осуществить задуманное можно было в
любое время суток, не обязательно было дожидаться ночи. Хотя, нет,
начальник медслужбы Ратушняк, скорее всего тоже не подчинялся
внутреннему распорядку. Где-то Касаткина слышала о том, что
внутреннему распорядку могут не следовать начмед корабля, командир
и старший помощник – у этой троицы было свое особое расписание,
которое, к слову, и врагу не пожелаешь. И Кольский и Сорокин, и
Ратушняк могли понадобиться в любую секунду – обстоятельствам
плевать на их желание поспать, поесть или, пардон, сходить в
гальюн. Но устав регламентировал любые мелочи, даже полное
отсутствие командования на корабле. В таких случаях за все на
корабле отвечал дежурный офицер.
Что же, если так, то это было Касаткиной на руку. Лишь бы никто
не прилип со своими очередными ухаживаниями. Тут все было сложнее –
как-никак женщин на корабле было раз, два и обчелся.
От недостатка мужского внимания, научный руководитель полета
Касаткина не страдала. Правда, за последние два месяца этот вопрос
существенно сгладился. Во-первых, во время массового психоза
пострадало и, к сожалению, погибло немало людей. Командир и весь
офицерский состав тщательно замалчивали масштабы трагедии, но по
косвенным признакам, по разговорам матросов, сержантов и старшин, в
личных беседах с офицерами МЗК, Касаткина могла предположить, что
пострадало никак не меньше трети экипажа. Большая их часть уже
вернулась в строй, как-никак с момента бегства «шара» прошло уже
два месяца, однако невосполнимые потери все же имелись, что не
могло не отражаться на общем моральном духе всего экипажа. Ситуация
усугублялась и тем, что все люди, пережившие психоз, помнили о том,
как именно вели себя в то время. Они узнали о себе самих, о своей
психике такие нюансы… В общем, не каждый мог после такого спокойно
жить и работать. Многие из пострадавших до сих пор посещали
корабельного психиатра Портнову, хотя она пострадала не меньше, и
по мнению Касаткиной сама нуждалась в помощи. Каким образом
психолог так быстро пришла в норму Варвара так и не поняла. Ходили
слухи, что во время массового психоза Портнову не только избили и
порезали, ее еще и зверски изнасиловали, после чего пытались
придушить. Девушка выжила лишь каким-то чудом. Сама Портнова
разговаривать на эту тему не желала и предпочитала захлебываться
работой. Благо работы для нее на «Прорыве» было предостаточно –
многие принимали специфическую седативную терапию, борясь с
навязчивой и изнуряющей бессонницей, другие нуждались в
антидепрессантах, иные же не могли прийти в себя без
непосредственного вмешательства психиатра Портновой. Кстати, ходили
слухи, что девушка творила чудеса и своими «особыми» беседами могла
привести любого человека в относительную норму за два-три сеанса.
Впрочем, часть ее пациентов так и не оправились от шока и были
временно отстранены от несения службы. Находились они либо в
лазарете, либо на самоизоляции в собственных каютах.