– Так... – протянул Александр Васильевич. – У меня, пожалуй,
остался только один вопрос. Егор, расскажи мне, что за история с
вашим арестом?
У меня не было ответа на вопрос Александра Васильевича о нашем
аресте. Мысленно готовясь к его визиту, я обдумывал, что он должен
знать о нас и что ему следует сообщить, и тот вынужденный визит на
Лубянку месячной давности решил даже не упоминать. Пребывание в
старой камере для врагов народа даже слегка потускнело в моей
памяти – было и было, мало ли что случается в жизни, тем более что
никаких последствий этого сидения взаперти так и не проявилось. К
тому же и Валентин обещал...
Но тут пришлось думать, и думать быстро – и у меня почти
мгновенно выстроилась линия поведения, которая, правда, в итоге
могла угрожать уже отцу Аллы, чего мне хотелось в последнюю
очередь. Но я напомнил себе про травоядные нынешние времена – и
посчитал, что риск оправдан. К тому же, скорее всего, он говорит с
чужих слов, а сдавать госбезопасности неизвестных мне лично людей,
которые наверняка и донесли до отца Аллы это откровение, – легко и
приятно.
Александр Васильевич понял моё недолгое молчание по-своему.
– Постарайся не врать, – жестко сказал он. – Мне достоверно
известно, что вы с Алкой несколько дней сидели в настоящей
тюрьме.
– Даже в мыслях не было, – откликнулся я. – Тут другое... откуда
у вас эти сведения?
– Какое это имеет значение?
– Для нас с вами, думаю, никакого, – я пожал плечами. – А вот
для... Так кто?
– И... неважно. Я знаю этого человека много лет, и ни разу не
слышал от него лжи.
– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил я. – Подозреваю,
что он сказал вам не всё, далеко не всю историю. И проблема в том,
что вам всё равно придется назвать его имя... Не мне! – я прервал
его возражения, которые он готовился изложить. – Мне оно в любом
случае вряд ли что скажет, поэтому я даже и пытаться не буду. Но уж
поверьте – теперь от вас не отстанут. А я буду вынужден рассказать
о вашем интересе, у меня другого выхода нет.
Возможных линий поведения у меня было – насколько я мог судить –
ровно две. В одной я всё отрицал, убеждал отца, что никакого ареста
и вообще никаких сношений с Лубянкой не было ни у меня, ни у Аллы,
ни у нас обоих. Вряд ли это помогло убедить его – особенно с учетом
того, что он узнал о нашем аресте из очень надежного, по его
мнению, источника. Не добившись ничего от меня, он насел бы на свою
дочь – и не факт, что Алла, которая относилась к отцу очень нежно и
трепетно, не сдала бы нас с потрохами. Конечно, это всё равно ничем
нам не грозило – всегда оставалась возможность сказать, что это
продолжение той истории со стрельбой и прочими неприятностями,
месть от знакомых посаженного за решетку Родиона и его семьи и всё
такое, но все мои усилия по завоеванию доверия отца моей девушки
пошли бы прахом.