Так, так, так... Я закружилась по комнате, почти наступая самой себе на пятки. Что там написано? Где это? Повертела бумажку и так, и эдак. Не пойму. То ли название самой школы, то ли это какой-то другой город. А в географии я не сильна.
Надо спросить. И я решительно пошла в лавку, где, по идее, должен был находиться Гилерм. Надо быть смелой и решительной!
Аккуратно выглянув из-за дверного косяка и не заметив посетителей, я позвала дядюшку. Когда он неспешно вышел в кухню, я едва не сгрызла ноготь на большом пальце от нетерпения - почему-то стало ужасно жаль потерянного времени. А вдруг я бы уже давно могла учиться на мага, а вместо этого сижу тут и протираю пыль тряпочкой?
- Дядюшка Гилерм, {О}фин - это что?
- {Офин} - это столица, - после паузы сказал неспешно, слегка пошевелив своими кустистыми бровями.
- Это далеко? - мне хотелось подёргать его за рукав и попрыгать на месте. От нетерпения. От любопытства и ещё не понять отчего.
- Да что такое, Цайя? - дядюшка смотрел с непониманием.
- Хочу. В Офин.
Опять на меня напало косноязычие. Не знаю языка, а тут ещё забыла.
- Зачем?
Мда, то ли старость, то ли от рождения дядюшка такой, туговато соображающий, то ли и вправду я настолько плохо изъясняюсь. И я развернула листовку и показала ему.
- Вот. Здесь. Любой - пробовать.
Гилерм медленно взял бумажку из моих пальцев, разгладил её на столе, несколько раз прочитал, а потом поднял глаза и задал самый дурацкий, на мой взгляд, вопрос:
- Откуда это у тебя?
- От верблюда, - прошипела я по-русски и объяснила уже на понятном ему языке, - на рынке. Разбрасывали.
И изобразила руками, как разлетались листовки вверх и опадали.
Но мои красивые пассы (ну чего греха таить, я уже тренировалась пред проверкой) произвели какое-то странное действие: Гилерм раздулся и побагровел. Ой, да ладно! Неужели будет ругаться? С чего бы?
И точно!
- Кто разрешал?! - заорал он на всю кухню.
- Вы. И Жа... - я вовремя остановилась. - И Ленарди.
На всякий случай я отступила к выходу из кухни - смотреть на гневного Гилерма особой радости не доставляло. Да и эстетика хромала, причём на обе ноги.
Он же шёл на меня как танк, и в глазах его мелькало что-то животное, бешеное, страшное. Такое, что мне стало жутко. Так, как бывает, наверное, перед смертью. Даже на шаре, болтаясь высоко над морем, я не испытывала такого глубинного, с самого дня человеческой сущности, страха.