На лице Свята промелькнула усмешка.
Иронично получилось. Вроде бы вернулся домой, но для местных он
очередной “зауральский”. Раньше с такой интонацией про москвичей
говорили.
— А там дальше что? — спросил Свят,
показывая рукой на виадук. — За складами.
— Ничего. Разбрали, сколько смогли.
Потом вода пришла. Тебе куда надо-то?
— Да уже и сам не знаю. Куда-нибудь,
где можно постоять, покурить. Новый Год встретить и пулю в башку не
получить от ваших же.
Охранник коротко хохотнул.
— Пулю не получить… С этим у нас
сложно.
Намёк Свят понял. Медленно, чтобы
ненароком не спровоцировать, дотянулся до заднего сиденья и вытащил
из походной сумки бутылку виски.
— А ты подсоби, — с добродушной
улыбкой сказал он, протягивая через открытое окно. — Как бывшему
земляку.
— Как бывшему земляку я тебе так
скажу. Здесь кроме складов и обслуживающих зданий нет ничего.
Наверх не проехать, но это ты, наверное, и сам понял. Внизу вода.
Здесь что могли, расчистили, чтобы не фонило. Тут всё население
тысяч пять, а то и меньше. Ну не считая диких на окраинах.
Свят невольно вздрогнул. Прожекторы
на бетонном заборе на мгновение вдруг погрузились в темноту. Или
это только показалось? Пока он тщетно пытался уложить в сознании
новую реальность.
— Ты если хочешь поностальгировать,
езжай вон направо до конца складов. Там разворотная площадка есть.
Дальше вода и дикие попадаются. Я передам ребятам, чтобы не
дёргались, но и ты близко не подходи. А утром вали обратно.
— Спасибо, — только и смог ответить
Свят.
Внедорожник медленно тронулся с
места. Память безбожно сбоила. Жалила, как искры разворошённого
костра. Светлые дни в парке. Колесо обозрения, с которого видно
весь город. Канатка с раскачивающимися кабинками, куда так боялся
заходить младший брат Костик. Лето в Кремёнках. Школьные друзья.
Зенненхунд Томас. Свят даже не заметил, как доехал до площадки, о
которой ему говорили. Метрах в трехстах позади остался забор. Рядом
с машиной разок скользнул луч прожектора — как пощупал. И бросил
Свята в темноте. Наедине с городом. Они смотрели друг на друга и не
узнавали. Мальчишка из прошлого и цветущий Нижний. Умирающий
человек и искалеченный дом.
Свят медленно выбрался из машины.
Глянул на часы. С запасом выехал, чтобы наверняка успеть, а
получилось впритык. Он смотрел на чёрную, похожую на нефть воду, но
видел другое. Ёлку в огнях и игрушках, младшего брата на табуретке,
пытающегося водрузить на верхушку звездочку. В темноте выл ветер,
поскрипывала то ли старая цепь, то ли отошедший лист железа, а
сквозь них звучали голоса родителей. Они в это время, как обычно,
уже включили бы телевизор и ждали положенной речи и боя курантов.
Никаких речей давно не звучало. Да и куранты навсегда остановились
вместе с часами судного дня. Свят на негнущихся ногах подошёл к
багажнику. Вытащил коробку с фейерверком. Он думал, что ему станет
легче. Думал, что проще будет уходить. Что он почувствует частицу
былого тепла, счастья. Напоследок — прежде, чем болезнь уведёт его
в могилу. Приложит старые чувства анестетиком к душе. Но Свят
ощущал только тупую боль и оглушающую пустоту. Возвращение в родной
город не подарило покой, оно сожгло остатки трепетно хранимых
воспоминаний.