Среди дубинок и палиц, утыканных острыми шипами из вулканического
стекла, висели луки, пращи и даже болас, про которые Вася читал в
“Мартине Фьерро”.
— Нравится? — улыбнулся дедушка, показав сияющие ровные зубы,
наверняка искусственные. — Сам собирал, по всем странам. Много я
тогда поездил…
Так и начали, с этнографии, Васиной специальности, но понемногу
старик разговорился и начал рассказывать свою жизнь с самого
начала. Вопреки опасениям студента, это оказалось весьма
интересно.
Сеньор Уанка родился в индейской семье, недалеко от Вальегранде, на
западе департамента Санта-Крус, в сорок седьмом году. Там и вырос,
там и в школу пошел, что было нечастым делом для индейцев кечуа в
те времена — они как бы были, но как бы и нет, не считались
гражданами и жили сами по себе. Это бесправное положение и побудило
рассказчика пойти в армию — отслужившие получали настоящие
удостоверения личности, а с ними и полноправие. Служба была, с
точки зрения слушателей, странная — солдаты строили дороги и ездили
“на картошку”. Все изменилось в 1967 году, когда в Боливии появился
Че, а в Боливийской армии — инструктора с севера, начавшие обучение
батальона рейнджеров.
— Да… помню, как они приехали в первый раз — майор-американец и с
ним два лейтенанта-гринго…
— Гринго — это же американцы? — не утерпел Вася.
— Можно и так, — согласился старик, — но мы чаще называем этим
словом блондинов. Вот ты, например, тоже гринго.
Лингвистическая новость изрядно поразила Васю и он, обдумывая свой
новый статус, пропустил несколько фраз и спохватился только когда
Карлос достал с полки папочку с бумагами и принялся показывать на
небольшой карте точки — партизанские склады. Устроили их задолго до
появления Че, некоторые команданте успел вскрыть и воспользоваться,
другие нашли рейнджеры, когда гонялись за его отрядом. Но один
склад, обозначенный в бумагах как gran principal, то есть “большой
основной”, так и остался необнаруженным, несмотря на подробное
описание в протоколах допросов.
— Попробуйте, если получится, вы прославитесь на весь свет.
— Простите, сеньор Уанка, а зачем вы все это рассказываете нам?
Почему не своим детям или внукам, пусть прославятся они?
Бывший рейнджер помрачнел и подрагивающей старческой рукой собрал
бумаги обратно в папку.
— Я пережил всех своих детей и почти всех внуков. На мне, с того
дня, как в Ла-Игере расстреляли сеньора Гевару, проклятье. А вот
ты, — он уставил палец на Васю, — можешь найти склад и снять с
моего рода эту кару, я чую в тебе истинный андский дух.