Я бы так и прожил сколько бы пришлось, месяц, два, полгода,
может даже год, но в один слишком солнечный день, во время спуска в
шахту, рядом со мной упал старик. С его падения и началась вся эта
история.
Длинная вереница мрачных, тощих людей в лохмотьях медленно
входила в шахту, широко распахивая глаза от резко обрушивающейся
темноты. Их головы низко опущены, их грязные волосы спутаны, их
взгляды пусты и равнодушны. На теле каждого множество мелких
царапин и шрамов побольше. Голые спины некоторых пересекают
глубокие, гноящиеся раны, говорящие о непокорности или воровстве и
понесенном наказании. В руках у каждого кайло, за поясом десяток
пустых кулей за спиной небольшой мех с мутной, противной, теплой
водой. На шее сверкающий смертельным заклинанием ошейник раба. Ряд
нестроен, шаг неровен, но каждый знает свое место, никто не
наступает идущему впереди на пятки.
Так мы дойдем до развилки, а затем разделимся и разбредемся по
шахте в поисках еще не выработанных жил с Солью. Соль – основа силы
и экономики империи. Соль – самый ценный ее ресурс. Соль – то, за
что нас боятся и ненавидят. Так нам говорят.
Нам говорят, что мы обеспечиваем безопасность всей страны. Нам
твердят, что на наших тощих плечах держится все. И мы должны быть
горды, что Соль, так нужная там наверху, убьет нас здесь внизу. Но
те, кто останутся там, те, кому предназначается Соль, сделают все,
чтобы люди кого мы когда-то знали и любили не стали жертвами
врагов. Тех, кто нас ненавидит. Тех, кто мечтает о крахе империи.
Тех, кто стремится вырезать всех нас до одного. Может быть, кто-то
и верит в эти рассказы, я нет. Может кто-то и переживает за тех,
кто остался на свободе, я нет.
Я раб. Раб без имени, без семьи, без прошлого и без будущего. Я
ничего не помню. Я не знаю, кем был до того, как попал сюда. Не
знаю, сколько мне лет. Не помню, была ли у меня семья, остались ли
родные или близкие люди. Вся моя жизнь, вся моя семья в этой
длинной веренице людей в лохмотьях с инструментом в руках и мехом
воды за плечами. И я иду с ними, шаг за шагом спускаясь все ниже в
шахту.
Кашель впереди заставил поднять голову, вглядеться в темноту. Из
вереницы шагнул в сторону человек, схватился за грудь, согнулся
пополам в жестоком приступе кашля. Откашлявшись, выпрямился,
сплюнул на пол комок слизи и встроился в вереницу. Люди молча,
расступились, позволяя ему занять место. Головы лишь на мгновение
приподнялись и снова опустились. Я тоже уставился на деревянные
подошвы сандалий.