Хельга застыла в шоке.
— Тебе бы силу свою контролировать, а то прибьёшь
кого-нибудь ненароком, — раздался рядом тоненький голос Тавинки. —
Смотри, что устроила, скамейку теперь надо новую.
— Что это было? — Хельга повернулась к домовушке. Та
стояла на скамье, у стола, и отправляла грязную посуду в
лохань.
— Ты что, никогда силу поляниц не видела? — удивилась
уже Тавинка. — Тётка твоя мужика здорового может за шиворот одной
рукой поднять.
— Да она при мне ничего тяжелее корзины не поднимала,
— машинально ответила Хельга. — В любом случае тётушка родилась
поляницей, а я всего на четверть. К тому же не было у меня никогда
силы такой, сама знаешь.
— Так и поляницы не рождаются с такой силой, всему
своё время. Может, твоей силе не давали проснуться печати, которые
на тебя твой дед повесил? — предположила Тавинка и, щёлкнув
пальцами, отправила крапивную мочалку в лохань мыть
тарелки.
— Отлично. — Хельга, расстроенная, уселась на целую
скамейку. — И зачем мне это? Чтобы воду было удобнее таскать, сразу
бочкой? Или в кулачных боях участвовать? Или поленья колоть прямо
от бревна, чего уж мелочиться? Может, в лесорубы
податься?
— Можешь заявить о правах на место главы рода
поляниц, — совершенно серьёзно ответила Тавинка. — Ты принадлежишь
к старшей ветви, за тобой кровь князя Гостомысла и Ходящей По Снам.
Милице такое и крыть нечем.
— Ага, ждут меня там, у ворот встречают, — удручённо
произнесла Хельга. — Уж если тётка Неонилла, прямая наследница, не
стала бороться за это место, то мне вообще ничего не светит. Да и
глава рода — дедушка, ему от матушки это место как приданое
перешло. Но он тем не менее даже не объявил об этом.
— С чего вдруг Неонилла — прямая наследница? —
удивилась Тавинка. — Прямая линия по старшей идёт, и она не
прерывалась: Ладимира, Заряница, Ждана и ты.
— Всё равно не хочу. — Хельга сморщила нос. — Может,
тётке моей Милица и не нравится, да только в других землях её
уважают и боятся, и земли их степняки и прочие стороной обходят.
Стоит ли смуту вносить?
— Так это не Милицу уважают и боятся, а матушку твою.
— Тавинка закончила с посудой и теперь раскладывала её на вышитый
рушник. — Так что, как только откроется правда, быть
беде.
— Вот тогда и будем думать.
Хельга решила отложить вопрос со своей силой до
вечера: «Спрошу у деда, а ещё лучше у дядюшки Злата: у него жена
поляница и внуков толпа, он лучше всё объяснит».