— Нет, Тьерри, не наскучил. Я люблю этот город.
— Значит, не переедешь? — переспрашивает с кислой миной.
— Зачем? — Я мягко улыбаюсь ему в голубые глаза. — Я ведь и так в любое время могу к тебе перенестись.
— Да, только в последний раз я тебя видел тридцать два дня назад. Как думаешь, для твоего лучшего друга приемлем такой срок?
— Прости, — виновато поджимаю губы.
— Когда ты "умерла"? — уточняет он, машинально стирая большим пальцем испачканный клубничной глазурью уголок губ и пристально глядя мне в глаза.
— Неделю назад.
— Неделю? Но ты не заглянула ко мне. Обижаться не стану, конечно. Давно не маленький мальчик. Но мне любопытно, что же ты делала всю эту неделю? Только не говори, что снова в полицию устроилась работать. — В его хмурых бровях появляется упрек.
— Нет, но думала...
— Не думай, — резко перебивает меня Тьерри, отложив взятое сладкое колечко с ванильно-шоколадной глазурью, и решительно подается вперед, упершись предплечьями в колени. — Всех подонков не поймаешь, Эль. Ты молодая красивая девушка... ладно, в довесок еще и бессмертная. Но скажи мне, пожалуйста, неужели тебя больше ничего не интересует в этой жизни? Туризм? Преподавание в вузах? Истории, м? Кому как не тебе знать, как оно всё было на самом деле? Или живопись, ты ведь увлекалась в одно время, помню. — (На этом месте я фыркаю, ибо художник из меня тот еще. Вспомнил то же, когда оно было! Эпоха Романтизма, тогда все, кому не лень, что-то себе воображали и мазюкали это на холсте.) — То же кино? Хочешь ко мне в актрисы? Я с радостью предоставлю тебе роль. Да хоть главную, хочешь?
— А эту куда денешь? — посмеиваясь, киваю головой в сторону высотного здания. — Кьяру в окне.
— Да ты будешь Кьярой! — уверяет он с воспалившимся энтузиазмом. — Давай?
— Не "давай", — вернув лицу серьезность, спокойно отвергаю я его предложение. — Спасибо, конечно. Но не моя эта сфера, Тьерри.
— Ты пятьсот лет играешь обычного человека. Думаешь, не справишься в каком-то примитивном...
Я скептически выгибаю бровь.
— Ты права, не в примитивном, — поправляет сам себя, всплеснув руками в стороны и активно жестикулируя. — Я свой труд уважаю, я самый крутой режиссер, которого знает история киноиндустрии. Все мои фильмы и сериалы — безусловно, это высший пилотаж. По мне плачет Голливуд, Бродвей и весь мир, но я же не про это сейчас. Я о том, Эль, что ты актриса по жизни и тебе по плечу...