— Это которого при ограблении магазина убили?
— Ага, — равнодушно сказал Слава. — Теперь понтуется, что его на
рынок берут, в богатовскую бригаду. Увижу ещё раз сегодня, замочу
сам.
Мы вошли в узкий коридор. Внутри орал магнитофон, что-то
иностранное, а из другой комнаты доносился Губин, «Ночь». Из одной
комнаты раздавался женский смех, из другой стоны. Где-то шырялись
наркоманы или бухали мутные типы. Мы заглядывали в те двери,
которые были не заперты. По сути, это притон для одной из
группировок. Пивзавод или рынок, скорее последние, в округе были их
точки.
Женю нашли быстро. В большой комнате стоял грязный раскладной
стол, заставленный бутылками с пивом и водкой, тарелками с засохшей
колбасой и хлебом. Повсюду валялись окурки и пивные банки, в углу
стояла солдатская кровать, на которой были разбросаны вещи.
Окно разбитое, в огромную дыру задувал ветер. Женя сидел один,
держа голову руками. В одних джинсах, футболки и куртки где-то нет.
На одном плече свежий бинт, на другом армейская наколка. Кулаки
сбитые, покрыты кровью, будто он кого-то недавно колотил.
Больше никого. И это не удивительно, пьяный Женя и трезвый — два
абсолютно разных человека. И если трезвый — отзывчивый и преданный
своим друзьям человек, то пьяный…
— Ну-ка на*** пошли отсюда! — рявкнул Женя и швырнул в стену
бутылку водки.
Она разлетелась вдребезги, а следом полетела ещё одна. Пришлось
временно выйти, пока он нас не зашиб. Запах от этой выпивки,
которая текла на пол, стоял такой, что хоть падай. Аж в глазах
закололо от сивушной вони. Как он это пьёт?
— Ну здравствуйте, — Слава вздохнул, отступая вместе со мной в
коридор. — Вот Коваль — наш пацан, но как набухается… хоть выноси.
Тогда мне в глаз дал, весной.
— Женя, — я осторожно заглянул внутрь. — Не узнал?
— А ты ещё кто? — взревел он. Лицо раскраснелось от пьянки,
глаза он щурил. — Вали отсюда!
— Это я, Волк.
— Какой ещё волк? А, ты, — он присмотрелся ко мне внимательнее.
— Ну заходи. Ща налью.
Он локтём сбил одну бутылку на пол, успел схватить вторую и
разлил в три стакана. Я прошёл внутрь и сел рядом с ним, Слава,
заметно опасаясь Жени, встал у меня за спиной.
— Бухнём? — с вызовом спросил Женя. — Или западло со мной
пить?
— Ну чего ты так говоришь? — спросил я.
— Ага, а я помню, как ты зимой морду воротил, — он так крепко
схватился за стакан, что даже пальцы побелели. — И поздороваться не
заходил. А я тебя братаном считал.