В полной тишине раздаются тяжёлые шаги. Сердце набатом грохочет в моей голове. Дверь в комнату резко раскрывается, входят два здоровенных амбала под два метра роста каждый. Я сижу на кровати полностью парализованная, широко раскрытыми глазами наблюдаю, как лысое чудовище с гнилыми зубами, скалясь, приближается ко мне.
Одним резким рывком меня за волосы сдёргивают с кровати, от резкой боли громко вскрикиваю. Меня волоком тащат из комнаты, далее по коридору и вниз по лестнице, до самого выхода. Я сопротивляюсь, но не кричу. Почему-то сейчас из-за всех сил пытаюсь терпеть боль, думаю о том, что если кто и выйдет из комнаты, то только посмеяться, а не для того, чтобы помочь.
— Пусти, пусти мне больно! — шиплю уже, когда меня тащат по коридору к выходу. Адреналин в крови отключает инстинкт самосохранения и я, извернувшись ногой, луплю здоровяка где-то в район челюсти. Амбал грязно выругался и ещё сильнее дёрнул меня за волосы.
Металлическая входная дверь распахивается, поток ледяного воздуха опаляет кожу, на мне сейчас лишь хлопковая пижама со львятами.
Обиженный лысый лось, которого я огрела ногой, всё так же держа меня за волосы, просто вышвыривает меня на улицу, не забыв при этом поставить подножку. Я кубарем покатилась вниз с крыльца, и очень сильно ударилась затылком об обледеневшую ступеньку.
***
В сознание врываются грубые мужские голоса. Сначала кажется, что говорят на иностранном языке, из-за дикой боли в затылке не сразу понимаю, — это отборный мат, которым один мужчина ругает другого.
— Какого х*я, Горыныч? Босс тебе башку оторвёт.
— Да кончай уже, говорю же, сама она упала.
— Видел, б*ять, как она сама упала. Я покрывать тебя не стану, если спросит, скажу, как было, мне своя шкура дороже.
— Ээ, ты чё, ваще что ли? Ладно, я сам всё скажу, ты просто промолчи, лады?
— Ладно, — после небольшой паузы, соглашается второй.
— О, глянь! Очухалась.
Я прошу, чтобы отпустили, но звук, кажется, не воспроизводится, я просто открываю и закрываю рот.
Кто их босс? Загир?
Не думаю.
И куда меня везут?
Ровная дорога сменяется на бездорожье, глаза открыть не получается, боль в затылке немного притупилась, но всё равно не отпускает скованность, что мешает пошевелится.
Не могу сказать точно, сколько по времени мы ехали, но, когда меня за предплечье выволокли из огромного внедорожника, на улице, по ощущениям, стояла глубокая ночь.