- Отмучился, болезный, - зашептали за
её спиной.
Катя испуганно обернулась. Тётя Валя
бормотала молитву, склонившись над телом умершего. Заведующий
отделением неодобрительно покосился на санитарку. Он не любил в
реанимации «этого мракобесия». Но ничего не сказал.
Через час начал «заземляться»
Сельчуков из первой палаты. Этот давно готовился, за прошедшие двое
суток три раза его вытаскивали с того света. Но Сельчуков упорно
добивался своего. В принципе, он стремился сбежать последние пять
лет своей короткой жизни. В больницу попадал с завидным
постоянством, в основном с передозировками. Выхаживали, ставили на
ноги. А он возвращался.
На этот раз засобирался всерьёз.
Снова возня врачей, писк монитора,
снова раздражённое от заведующего:
- Время смерти 9.50.
- Коллеги, кто вчера нагрешил? – это
Александр Игнатьевич, ветеран отделения. Ему лет пять, как пора на
пенсию, а он всё никак не может оставить дело, которому посвятил
большую часть жизни.
Уже и в отделе кадров намекали, мол
не пора ли? А врач всё отшучивался, мол, выйду на пенсию, сяду
перед телевизором и помру сразу. Только хлопот коллегам с моей
тушкой. Уж лучше здесь. Вся аппаратура под рукой.
К полудню из приёмного привезли
сухонькую старушку. Непроходимость кишечника, перитонит. Возиться
стали без особой надежды. Одинокая пациентка пролежала три дня без
сознания в своей квартире.
- Соседи хорошие, - не отрываясь от
работы, сказал Александр Игнатьевич. – Всего через три дня
спохватились. У нас в соседнем подъезде старичок «заземлился», так
запаниковали только когда он пахнуть начал.
- Что это у неё на руке? – Родион
Владимирович наклонился над кистью пациентки, покрытой мелкими
царапинами и кровоточащими ранами.
- Кошка, - мимоходом ответил
Александр Игнатьевич.
- Какая кошка? – удивилась Катя.
- Самая обыкновенная. У одиноких
старушек кто в доме живёт? Кошка. Или собака. Хозяйка без сознания
рухнула, три дня лежала. Питомица проголодалась и таким образом
пыталась обратить на себя внимание.
- Ужас какой, - поёжилась Катя.
- Ужас случился бы, если бы соседи
ещё неделю-вторую панику не подняли. А это так, мелочи.
- Время смерти – 12.20.
- Ожидаемо, - пожал плечами Александр
Игнатьевич. – Родион Владимирович, у нас в ординаторской кофе
остался?
Но как только загудел, забулькал на
табуретке побитый жизнью китайский чайник, из приёмного отделения
позвонили: