«Корела» - страница 25
- Владимиром Стефановичем, матушка Мария Владимировна так в память своего убиенного батюшки, деда моего, назвала. Но почему ты решил, что я из этой пищали схизматиков убивал?
- Из чего еще, если сгоревшим порохом сильно шибает. А еще вот что под елью нашел, когда нас туда погнали.
Игнат вытащил что-то из лохмотьев и разжал ладонь – на ней лежала стрелянная гильза. И негромко сказал:
- От нее порохом тоже пахнет, только понять не могу, как эта штука помогает убивать столь метко. От елей до людей три, а то и четыре сотни шагов было, а их побили с легкостью, и очень быстро. Не понимаю…
- Из этой пищали я два десятка выстрелов сделаю, пока из мушкета один раз пальнут. Ты ладошки над головой подними, я тебе каждую с пятисот шагов продырявлю. И не больше трех выстрелов сделаю.
- А ежели промах случится, княже?
- Тем для тебя хуже – тогда пуля прямо в лоб войдет. И я не шучу, так и будет, - Стефанович с усмешкой взглянул на побледневшего беглеца…
Русские ратники времен Смуты - именно они встали на пути польских и шведских интервентов...
- Спят, нехристи, не ждут нас, - пробормотал Анкундинов, прислушиваясь к тишине во вражеском лагере. Хотя на самом деле не все там тихо было – ночь наполнялась всевозможными звуками, главное их правильно распознать. Но тут уметь слушать нужно – вот всхрапнула лошадь у стойла, в поисках оставшегося овса – если седлать начнут, то иные звуки донесутся. Посапывает кто-то, а сие означает, что в карауле находится, если человек крепко спит, то храпеть станет. Вот звякнуло – кто-то доспехом приложился об оружие – такое у обходящих дозором ратных людей часто бывает. Ночь полна звуков, главное слушать их внимательно.
На вылазку пошли десять самых отборных ратников, жаль только, что «белые ночи» стоят, темноты нет, так, сумерки. Да и то коротковаты они, непродолжительны. Всего часа на три с половиной, вот и вся ноченька, а там заря восход окрашивает в алый цвет. Так что пошедшим на вылазку русским воинам следовало поторопиться, навести страх на врага и успеть скрыться. Так что пятидесятник стоял у потайного лаза и тычком в спину поторапливал вылезающих оттуда воинов. Наконец, вылез последний, десятый по счету – монах в черном подряснике, с тугим самострелом, который схизматики арбалетом именуют. Ему придется остаться снаружи, когда они обратно пойдут – крышку закрыть, мхом прикрыть и на кусте ветви поправить.