Все равно стесняюсь женский детородный орган правильно назвать. Ужас какой. Мои наитупейшие мысли прервал колокольчик микроволновки, оповещающий конец разогревания. Дзынь!
— Что здесь происходит? — слышу громкое возмущение. Голос мужской, глубокий такой и пугает меня до смерти. Пюрешка тоже в шоке шлепается из моих рук прямо на пол. Потому что горячая посудина, стала еще горячее от моего стыда и ужаса.
Медленно поворачиваюсь в сторону, откуда раздается голос.
— Кто ты такая? — продолжает меня донимать.
Я поднимаю глаза.
Ну разве мог у этого дня быть спокойный вечер? Не-а. Давайте сделаем эту среду еще кошмарнее.
Передо мной стоит сосед. Тот самый, на которого все женщины нашего дома смотрят и втайне пускают слюни.
— Ты? — удивляемся мы оба вслух. Одновременно, как олимпийские чемпионы по синхронным прыжкам в воду.
Мамочки.
Он всегда неизменно вежлив со мной. Здоровается. Двери придерживает. Спрашивает в лифте, на какой этаж я еду. Один раз помог пакеты с “Пятерочки” донести. И он настолько шикарный, что я не в силах ему даже в глаза смотреть. Утону ведь! Смущаюсь всегда, как маленькая девочка перед Дедом Морозом. Он-то, конечно, не дед. Да, старше меня и ему явно чуть больше тридцати, но до чего же он… крутой! И я совсем расстраиваюсь, что Ирма его отхватила.
Я вот на обочине своей жизни по чужим микроволновкам бегаю, а у кого-то дом полная чаша и мужик.
Сексуальный мужик. Очень. С него тестостерон хлещет. Можно собирать возле него воздух в пустые банки и продавать, как виагру для женщин.
Идиотка, ну о чем я опять думаю?! Он смотрит на меня своими серыми глазищами — и почему я их раньше не замечала? А, да, я же всегда боялась смотреть на него и максимум, что я ему сказала за все время — “здрсти” и “спсипа”.
— Я тут, это, разогревалась, — мямлю невразумительно. И кардиган-собака предательски сползает с меня. Надо было покупать его на три размера больше на летней распродаже? А чего, Анечка, здорово же, для дома сойдет — убеждала я себя сама, радуясь такой вещице с приличной скидкой.
Но тут, как говорится, скупой платит дважды. И эта вещь отправляется следом к моему несостоявшемуся ужину.
— Я вижу, — удивительно, но этот охрененный мужик не злится. Напротив, улыбается так по-хмельному, зазывно.
И понимаю я, что больше не хочу есть. Вот так. Смотрю на своего секси-соседа, вернее, на то, как он смотрит на меня и отчего-то жидким воском растекаюсь у него на кухне по столешнице. Аня, соберись!