— Его засосало опасное сосало… — пропела себе под нос Маша и снова тихонько захрюкала.
По телевизору ничего путного не показывали, в бар Маша была не ходок… Да и на танцы тоже. Да и что там делать, если на танцполе одни только потные и совсем неинтересные парни и мужички постарше, которые, изрядно заложив за воротник, обязательно начнут выплясывать что-то совершенно дикое, при этом еще и подпевая фальшиво и не в такт.
И кой черт дернул поехать на отечественные юга, в этот долбаный санаторий Общества озеленения Красного Креста, или как он там?..
В соседнем номере тем временем скандал вышел на новый уровень: заистерившая непонятно с чего «Иоланточка» собралась уходить, уезжать, расставаться навсегда и все такое прочее. Так что теперь она картинно, сопровождая каждое свое действие мозгоклюйством девяносто девятого левела, собирала вещи.
Маше, как незаинтересованному стороннему наблюдателю или, вернее, слушателю, было совершенно ясно, что искренности в трагическом голосе этой дамы и в ее поведении — ноль целых, хрен десятых. А вот ее баритонистый мужчинка верил и даже, кажется, страдал с полной самоотдачей и истинным трагизмом — уговаривал, вразумлял, извинялся за что-то, сути чего Маша не понимала.
И почему вроде бы совершенно разумные, адекватные, как теперь модно было говорить, мужики влипают в такое вот, не обращая никакого внимания на таких же, как они — разумных и адекватных? Приключений им в жизни, что ли, не хватает? Мылодрамы а’ля «Богатые тоже плачут»?
Маша этого никогда не понимала. Однако ж не раз имела возможность убедиться: именно идиотки, да еще и со сволочным характером, раз за разом становились любовями всей жизни для классных парней, которых потом и изводили со вкусом и прибылью. Эх!
Тем временем в соседнем номере трагедия достигла кульминации: невидимая, но оттого не менее противная «Иоланточка» все-таки отбыла, опять-таки слишком уж картинно хлопнув дверью, а оставшийся наедине с собой ее «бывший» внезапно вышел на соседний с Машей балкон и оперся руками об ограждение так, будто выдернуть его хотел. Могучие плечи ссутулились, бицухи, ставшие неожиданно фактурными из-за света луны, напряглись, челюсти был сомкнуты с такой силой, что вот-вот зубы крошиться начнут.
Беда…
Маша замерла, благодаря всех богов, что кресло ее стояло в глубине, в тени. Впрочем, сосед пробыл на воздушке недолго. Дернул ограждение так, что гул пошел, провыл что-то сквозь по-прежнему стиснутые зубы, задирая коротко стриженную башку к небу, будто волк в ночь полнолуния, и ушел обратно в комнату. А следом и Маша тихонько выбралась из своего укрытия, которое таковым совершенно точно не являлось, прокралась к себе в темный номер, где, все так же не зажигая света, разделась и улеглась в кровать. Было не по себе. Но это никак не помешало заснуть и мирно проспать до утра.