— Чудовище, — горько сказала девушка, вытирая руки о штаны.
Лучше не стало, а спуститься, чтобы вымыть лицо и убрать кровь с
остальных мест, просто не было сил. Подойдя к кровати, Хизер
буквально рухнула лицом вперед, благо подушка встретила
распростертыми объятиями.
— Чудовище, — Коннор замер, удержав ногу, подумал и поставил
обратно, откуда начал шаг. Бесшумно развернувшись, ассасин прошел в
библиотеку, где долго смотрел в окно на последние лучи заходящего
солнца. Было обидно, но вроде бы и заслуженно.
— А что бы делал ты в моем случае, старик? — наконец спросил
Радунхагейду. Старик молчал — мертвые не разговаривают с живыми. —
Ничего. Разберусь. — Рука провела по столу и взяла книгу. Раскрыв
ее в первом попавшемся месте, Коннор пробежал взглядом по
строкам.
«Однажды Филипп (Φίλιππος), царь Македонии, ссорился со своей
женой Олимпиадой (Ολυμπιάδα). Так родители Александра Македонского
и не заметили вошедшего посланника из Коринфа, Димаратоса. На
вопрос царя Филиппа «Спокойно ли в Афинах?» посланник ответил: «Ты
больше интересуешься спокойствием в Афинах, в то время как у тебя
дома спокойствие отсутствует».
— Если это была твоя шутка, старик... — ассасин захлопнул книгу
и бросил ее обратно на стол, — то лучше бы ты молчал.
Утром пришли мастера, которых созвал Коннор. Суровые бородатые
мужики светились энтузиазмом и желанием узреть откровение, которое
им так расхвалили. Но увидели они слегка не то, что ожидали.
Подперев щеку левой рукой, Хизер, скрюченная и скособоченная в
результате последствий вчерашней тренировки, сидела на крыльце и
грелась на осеннем солнышке. Правая же рука была забинтована,
словно у мумии. А хуже всего было то, что девушка была злой и
невыспавшейся: конечно, попробуй заснуть, когда пульсирующая боль
прожигает кость, словно раскаленный добела стальной прут.
— Доброго дня, красавица. А хозяин где? — как можно более
галантно спросил старший из мастеров, видимо, плотник. Ну, или
почему он держал в руке пилу «Дружба»*, а за поясом — топор?
Красотка сощурила глаза, под которыми залегли красочные синяки,
и переложила забинтованную руку поудобнее.
— В сортире, — злорадно сообщила Хизер. — Кажется, съел что-то
не то.
На лице девушки заиграла улыбка, от которой мужикам стало не по
себе. А что конкретно Коннор съел — послушница знала точно. Точнее,
она впервые с утра заварила чай.