Стопку писем, скопившуюся от болезненных признаний, она бросила в реку. Листы бумаги разлетелись белыми птицами и уплыли вдаль, уносимые течением. Стало ли легче? Да, стало. Можно было вздохнуть полной грудью и идти дальше. Вот только сердце свое Ксеня закрыла на все замки. Ее красота и незаурядные способности привлекали многих мужчин… Тот же Бобров ужом изворачивался, пытаясь подкатить и задержаться на больничной койке, придумывая каждый раз себе новую болячку. Клиника была профильной, для реабилитации спортсменов, и так просто выписать известного вратаря-чемпиона Краснова не могла, несмотря на хорошие анализы выдумщика. Приходилось терпеть его жалобы и приставания.
Вот прошло семь лет и мертвые воскресли. Самарин все так же красив, нахален. Харизма мальчишки-хулигана трансформировалась в уверенность самодостаточного мужчины. Возможно, для него Ксения была прошлым… А он для нее стал тем, кто не способен отвечать за свои слова и поступки, кому важнее его личное благополучие, чем страдания близких. Вовчик не спрячет свое гнилое нутро за маской холеного и улыбчивого парня. «Что это там в его глазах мелькнуло? Удивление? Сожаление и тоска…? Да ладно, Самарин. Кого ты здесь обмануть пытаешься?».
— Бобров, — она перевела взгляд на своего подопечного, даже не удосужившись поздороваться с «посетителем». — Через час у вас в физкабинете электрофорез. Напоминаю, что пропустить вы его не можете. Еще раз поймаю за отлыниванием от процедур, и выпишу к чертовой матери, никакая федерация не поможет.
— Слушаюсь, Ксения Игоревна! — приложил блондин руку к пустой голове, касаясь пальцами виска.
— Позер, — фыркнула врач и, развернувшись на пятках, вылетела в двери.
— Ксюша, — прохрипел Владимир, словно только очнулся и его поклонило в сторону двери, куда только что скрылась женщина. Сделав шаг вперед, он остановился, словно врезался в невидимую стену.
— Эй! Дружище, вы что — знакомы? — нахмурился Ник.
— Можно и так сказать, — обернулся Самарин.
— Я смотрю, ты побледнел… Только не говори, что у вас с ней что-то было?! — агрессивно сжал кулаки и резко присел, впялив взгляд в товарища. — Говори, твою мать! — крикнул на всю палату, пугая частички пыли, переливающиеся в лучах солнца из окна. — Ты что, сука?! Это значит… Значит, из-за тебя она такая?