Адъютант открыл мне двери мерседеса, я вышел, как приговоренный
к казни. Я, в общем-то, и есть приговоренный. Через несколько минут
я умру, убив перед этим Гитлера. Войду в историю, отдав свою жизнь
ради миллионов.
Никакого воодушевления я по этому поводу не испытывал. Слишком
все это дико, слишком непривычно. Даже не верится.
Внутри рейхсканцелярии кишела охрана. Что характерно — все мои
люди, все эсесовцы. При виде меня они лишь вскидывали руки,
документы никто не проверил, ни у меня, ни у моих адъютантов.
Судя по всему, меня знает в лицо каждая собака во всем Рейхе.
Хорошо, что я не сбежал, теперь эта идея уже казалась мне совсем
идиотской. С лицом Гиммлера долго не побегаешь.
Я почему-то думал, что Гитлер будет сидеть в бункере, но меня
проводили наверх — на третий этаж.
К этому моменту нервы у меня уже совсем сдали. Я весь вспотел,
покрылся испариной, меня трясло. И если вы меня за это осуждаете,
то могу вам только позавидовать, вам же никогда не приходилось
убивать Гитлеров.
А еще мне мучительно захотелось в туалет. Как будет по-немецки
туалет? Я не знал этого, но к счастью, туалет мне по пути попался —
я увидел, как оттуда как раз выходит какой-то чиновник.
Я решительно направился к обиталищу фаянсовых друзей.
— Mein Herr, der Führer wartet auf Sie! — напомнил
мне перепуганный адъютант.
Ну и ладно. Пусть фюрер подождет, пока я отолью. Никуда не
денется, подонок.
Адъютанты со мной в туалет, к счастью, не пошли. А выходивший из
уборной чиновник, увидев меня, отошел в сторону, почтительно
склонил голову и вскинул правую руку.
Я уже убедился, что меня тут не только знают, но и боятся,
причем все. От охранника и до любого министра. Может меня и Гитлер
испугается? Но это вряд ли, это уже глупости.
В туалете было несколько кабинок, вот тут царила истинно
немецкая чистота. Как сантехник я просто не мог не оценить. Разве
что краны были какой-то странной конструкции, но все работало
превосходно.
Я облегчился, потом вымыл руки, сполоснул ледяной водой лицо.
Глянул на себя в зеркало, стряхнул пылинки с мундира. От последнего
движения я испытал какое-то странное удовольствие. Видно, Гиммлер
любил любоваться собой в зеркале и чистить перышки, и сейчас мой
организм вспомнил то наслаждение, которое получал рейхсфюрер.
От этого вторжения привычек Гиммлера в мое сознание мне в
очередной раз стало мерзко.