Работать им приходилось в разных
местах, видели друг друга мельком, только в обеденный перерыв
сидели в одной бытовке, но не разговаривали. Чиркунов всегда был
под мухой, мрачен, не разговорчив, равнодушен к происходящему
вокруг него. Звягин, посмеиваясь над ним, говорил, что он ушел в
себя и не вернулся. Анохин быстро освоился среди плотников,
старался не сидеть без дела даже тогда, когда вся бригада
собиралась в вагончике. Он то ладил себе ящик для инструмента, то
менял топорище, вытесывая позаковыристей, как у Звягина, напарником
к которому поставил его Ломакин.
Но однажды они оказались вдвоем в
комнате на третьем этаже строящегося дома. Принимали в открытое
окно половые доски, которые подавали им снизу Матцев со Звягиным, и
складывали их в стопку у стены. Работали молча. Андрей чувствовал
себя неловко, неуютно рядом с Чиркуновым. Когда все доски были
аккуратно сложены в ровную стопку, Михаил устало брякнулся на них,
а Анохин повернулся к двери, намереваясь выйти из комнаты, но
Чиркунов неожиданно остановил его.
— Погоди, — кинул он быстро, хрипло, а
когда Андрей обернулся к нему, спросил: — Ты мой адрес у сестры
взял?
— Я приехал сюда по комсомольской
путевке, — буркнул Анохин и сам почувствовал, что ответ его
прозвучал так, словно он оправдывался.
— Это я знаю. Как она
живет?
— Как все… Потихоньку. Снова вроде
беременна.
— Значит, четвертым племянником
наградить хочет, — усмехнулся Чиркунов, и мягкая улыбка чуть
заметно промелькнула в уголках его губ. — А дед все грехи свои
замаливает? Не болеет? — начал расспрашивать он освоих
родственниках. Вырастили его и сестру дед с бабкой. Мать и отец
были геологами, погибли вместе в горах где-то под
Красноярском.
— Держится. Все популярнее становится.
Со всей округи к нему тянуться: кто за целебной травкой, кто за
целебным словом…
— Славу мы любим, — буркнул,
усмехнулся Чиркунов. — А бабушка?
— Бабу Настю видел перед самым
отъездом сюда, крепкая, бегает.
— Ничего мне не передавала? — остро
взглянул Михаил на Андрея.
— Они не знали, что я тебя
встречу…
— Это хорошо. Пусть не знают. Никому
не пиши в Масловку, что меня встретил. Никто из прежних знакомых не
должен знать меня… таким… — запнулся Михаил и быстро добавил: —
Особенно в Масловке. Худые вести не лежат на месте.
Анохин почувствовал жесткость, некую
угрозу в его последних словах.