- Тимофей, я очень разочарован. Я
уже привык к выходкам Петропавловского со своими тараканами в
голове, но ты-то куда лезешь? - начал свою "проникновенную" речь
проректор. - Зачем ты в драку ввязался? Раньше ты не был таким, -
грозно закончил он.
Виктор Иванович очень надеялся, что
его слова как-то затронут душу Тимохи, но я чувствовал, насколько
тому было глубоко плевать. На какой-то миг мне даже стало жалко
проректора. На совсем короткий миг.
- Времена меняются, папанька. А люди
тем более, - пожав плечами, довольно заметил здоровяк.
От такого заявления Антонов аж
побагровел от ярости, но сдержал себя. Мало того, что сын начал
влипать в различные неприятности, так ещё и язвит собственному
отцу. Тем не менее мужчине удалось подавить свой гнев в зародыше, а
затем он продолжил говорить:
- Такое поведение не свойственно
аристократам. И пусть здесь многое спускают с рук, ссылаясь на
новый формат воспитания и жёсткий отбор, но я наведу здесь порядок.
Это я гарантирую, - припечатал он.
Однако у шута Дьявола была своя
стратегия разговора, которой он продолжил придерживаться.
- Да ладно вам, отец Виктор
Иванович, - весело сказал Дербенник. - вы лучше скажите, как у вас
дела с маменькой. Получилось вчера порезвиться? - задал он
провокационный вопрос, при этом делая поступательные движения тазом
взад-вперёд, чуть ли не заржав.
Я едва сдержался, чтобы не хлопнуть
себя ладонью по лбу. Вот это был буквально удар ниже пояса. На
самого Антонова-старшего было страшно взглянуть. Его и без того
красное лицо стало покрываться пунцовыми пятнами, выдавая высшую
степень гнева. При этом сам виновник "торжества" продолжал довольно
скалиться, стоя возле двери.
- Давно я тебе ремня не вваливал!
Избаловала тебя мать! – зашипел Виктор и достал из ящика стола
чёрный ремень.
Интересно, зачем он его там
хранил?
- Нет! – наигранно взмолился
Дербенник и упал на колени, умоляюще выставив руки вперёд, -
Папенька, прошу вас, не бейте ремнём мой румяный жирный зад! Лучше
сразу пристрелите меня, как бешеную собаку! Я боюсь ремня…
Взгляд проректора забегал, он то
поднимал руки, то опускал их, при это не выпуская ремня. Но при
этом он, казалось, совсем забыл, что хотел использовать своё
отцовское право отпороть нерадивого отпрыска. В конце концов, он
указал этим ремнём на дверь.