Закончив заниматься, я отправился
завтракать.
По дороге я быстро еще раз умылся и
омылся, наклонившись над умывальником прямо перед входом столовую.
Народу в коридоре никого не было и мое поведение не привлекло
ничьего внимания.
Поискав глазами бумажные полотенца или
на худой конец салфетки, и не найдя их, я вспомнил, что в СССР
присутствовали некоторые бытовые неудобства, от которых мы отвыкли
в будущем.
Пришлось наспех вытираться верхом
пижамы. Хлопчатобумажная ткань оставляла приятное ощущение на теле
и хорошо впитала воду с ладоней.
Я вспомнил, что говорили, что сам
генсек Брежнев любил на отдыхе ходить именно в таких
пижамах.
В помещении столовой было довольно
много пациентов.
Больничная кухня разнообразием не
особо баловала. Точнее вообще не баловала. Ешь, что дают или иди
гуляй.
Я прочитал рукописное меню вывешенное
у раздачи за подписью заведующей столовой.
Манная каша, брусочек сливочного
масла, круглая булочка белого хлеба, чай и сахар.
Подойдя к раздаче и проследив за
другими больными, я, так же, как и они, взял тарелку и алюминиевую
ложку, видавшую виды.
Полноватая сотрудница столовой в
платочке на голове черпала половником кашу из огромной алюминиевой
кастрюли с надписью ЗК. Я не знал, что это означает и увидел за её
спиной другие такие, но пустые с надписями I-БЛ, II-БЛ.
Завтрак, первое блюдо, второе блюдо –
догадался я. Женщина в чепчике плюхнула мне половник каши в тарелку
и потеряла ко мне всякий интерес.
— Масла парню, дай, — услышал я
недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого
усатого мужчину лет пятидесяти.
— Масла парню, дай, — услышал я
недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого
усатого мужчину лет пятидесяти.
— Уф, что я должна за всех помнить? —
недовольно повела плечами бабища в чепчике, — и перейдя на
интонацию имитирующую вежливость, спросила меня, — вам в кашу или
на хлеб?
Она говорила, как бы в нос, и, немного
растягивая слова. Получалось, что она говорит с издевкой. Я сделал
вид, что не понимал, что она от меня хочет, но тут мужик, стоявший
за спиной, снова пришел на выручку.
— Не видишь, у него руки заняты? –
указывая ей взглядом на мою тарелку, которую я держал в руках, — да
и ножей у вас в столовой как не было, так и нет. Давай в
кашу.
Баба, а по-другому ее не назовешь,
скорчила недовольное лицо и плюхнула мне полагающийся брусок
сливочного масла в тарелку с манкой.