«Продана»
Артем готов был дать руку на отсечение, что Толстый не указал
пол лота, а просто ошибся с окончанием. Полоса на горле «красотки»
налилась густым лиловым цветом, густым как тревожное
предчувствие.
Добрался Артем меньше, чем за пятнадцать минут — благо жил
неподалеку. Припарковавшись в соседнем дворе, он накинул капюшон и
дотопал до морга пешком: тот хоть и в отдалении от главного
корпуса, а все же не хочется лишний раз палить номера. От яркого
блеска начищенного кафеля пришлось сощуриться — уборщица, в отличие
от Толстого и Тонкого, на работе не халтурила. Санитары сидели в
прозекторской и нервно курили прямо над трупом, сбрасывая пепел в
приготовленную кювету.
— Ну, чего тут у вас?
— Да вот, — кивнул на труп немногословный Толстый, ковыряя
вздувшийся прыщ на щеке. Пояснить решил Тонкий, затараторил:
— Короче, к нам труп поступил — она вот. Мысина дочка. Ага, того
самого. С какой-то вечеринки для богатых извращенцев. Вроде как она
с удушением игралась и доигралась, в общем. А-у-то-э-ро-ти-че-ска-я
афиксия.
— Асфиксия. — машинально поправил Артем.
— Во! Да. Короче. Ее как привезли, мы сразу смекнули — нормально
срубить можно, тело-то — огонь, да еще и свежак. Чисто спящая
красавица! Ну мы, понятное дело, сразу выставили — разок-то
по-бырому ничего не будет, — захлебывался словами Тонкий — весь
болезненно-серый, суетливый, похожий на наркомана в зените ломки, —
Думали, ща по-бырому ее оприходуют, мы промоем и все чики-пуки.
Что «чики-пуки» не получилось было видно и без всяких
объяснений: труп девушки теперь украшало новое повреждение —
аккуратно, под корень, была начисто срезана левая грудь.
— А тут еще баба приходит…
— Какая баба? — переспросил Артем, разглядывая срез: чистый,
ровный, будто хирургическим инструментом.
— Ну, такая, вертлявая, из доставки.
— Вы что совсем берега попутали? Вы сюда, жратву заказывали? —
медленно свирепел Артем.
— Да не-е-е… Клиентка — курьерша, из доставки. Вся в желтом. У
нее еще эта… коробка на спине была, ну такая, для еды.
— Та-а-ак…
— Ну вот. Мы еще удивились — на какие шиши? — продолжал Тонкий,
путаясь в словах и опасно жестикулируя сигаретой у самого Артемова
лица. Толстый же продолжал молча мучить налившийся кровью прыщ,
теперь похожий на сосок. — Короче, подумали — че она, баба,
натворит? И мы, короче…