Но вот, жёсткий пинок в зад, вернул его в суровую реальность
нового бытия. Юноша опять упал на живот и впечатался лицом в грязь.
Смешки всё ещё долетали отовсюду, хоть и не такие резвые.
— Ты там ещё долго будешь в своей любимой луже плескаться, а?!
Свинтус?! Ну-ка подорвался и поскакал отмывать мои вещи в реке!
Бёрк неспешно поднялся, оценивая обстановку опытным глазом.
Сейчас он стоял посреди небольшой полянки на въезде в лагерь. В
таком месте обычно разбивали палатки самые конченные отбросы. Под
ногами у него разместилось целое озеро вытоптанной сапогами и
копытами грязи.
Напротив торчал с горделивым видом рослый темноволосый мужлан.
Носатая рожа с редкой мерзкой щетиной скалилась кривыми жёлтыми
зубами. Облачён он был в стандартную кожаную броню рядового бойца
Арханура. Помятые штаны небрежно болтались на длинных ногах, а
концы расстёгнутого пояса свисали из-под кирасы.
По сторонам от крикливого бродили другие подобные ему солдафоны.
Некоторые из них с хищными призрительными улыбками взирали на
Бёрка.
“Так-так…” — анализировал Вейгер — “Судя по времени суток и
окружающей обстановке, это стадо обнаглевших баранов только что
припёрлось из рейда. Уставший и обозлённый, бывший деревенский
плотник, по имени Шарк, решил заняться своим любимым делом и
поиздеваться над рыжим пухлым оруженосцем. А ведь мной правнук,
пускай и рождённый от служанки, стирал этому уроду вещи сегодня
днём. Но Шарку плевать. Он просто любит унижать слабых и
самоутверждаться за счёт них.”
Старому воину хотелось порассуждать ещё и о том, почему это
демоническая призма начала перерождать его в разных отпрысков, по
конкретной ветви семейного древа. Но на подобные мысли не
оставалось времени, ведь терпеть дальнейшие издевательства он
больше не намеревался.
Парень стоял молча и взгляд его из обычного, испуганно и
раболепного, превратился в иной, надменный, суровый, злой. Сейчас
по одному выражению перепачкананого лица, можно было сказать, что
перед солдатами предстал уже какой-то совершенно другой Бёрк. Его
пухлые кулаки сжались с необычайной силой, массивные плечи
вздыбились дугой.
Крикливый заметил все эти неожиданно возникшие перемены. Но
заскорузлое представление о своём оруженосце, как о слабом и
беспомощном юнце, слишком глубоко засело в его пустой башке.
Огромная пропитанная грязью до костей лапа снова потянулась
узловатыми пальцами к рудым кудрям.