“Да чтоб тебя прокажённые ойры драли, бесова призма!” — с
ненавистью воскликнул Вейгер у себя в голове — “Переродила меня в
теле ничтожного бастарда! Жирного вонючего ублюдка!”
Спал Вейгер один, поэтому по родовой привычке был в исподнем. На
толстых руках-сардельках росли рыжие волосы из чего старый воин
сразу сделал вывод, что отпрыск пошёл больше в мать, чем в
отца.
“Ну конечно, он весь в мать! Настоящий Брод никогда не запустил
бы себя до такого состояния!”
Негодовать и размышлять дальше над происходящим бывший
предводитель воинов Арханура не смог, потому как тот, кто пинал его
в ступню, неожиданно наклонился, схватил парня за щиколотки и в
наглую потащил из палатки наружу.
— Э-эй, рыжая свинья! Какого дьявола ты дрыхнешь, не постирав от
дерьма мои портки! — орал мерзкий мужской голос.
Ночная рубашка задралась от трения с мокрой землёй, покрытой
редкими пучками травы. Кожу на оголившейся спине зацарапали мелкие
камешки и обломки веток. Выехав из палатки, как сани по снегу, Бёрк
увидел тёмное вечернее небо, окаймлённое кронами высоких мохнатых
сосен.
Крепкая мужская рука в кожаной перчатке схватила его за не
длинные кудри и потянула вверх. Юноша был вынужден неловко
сгруппироваться и подняться, чтобы ему не выдрали клок волос.
— Я тебя спрашиваю, жиртрест сраный! Почему работа не выполнена,
а ты уже развалился на моей постели?!
Взрослый мужчина, головы на две выше паренька, склонялся и орал
ему прямо в лицо. Из рта крикливого несло жутким духом тухлого мяса
и перебродившего кислого пива.
— Да ты столько жрёшь и так мало работаешь, что выгоднее тебя
самого на мясо пустить, грёбаный хряк!
Тут ладонь сжимающая кудри, резко дёрнула голову Бёрка в
сторону, отправляя его в падение, обратно на размокшую почву. Рыжий
бастард шлёпнулся, мгновенно перепачкивая нос, глаза, губы и
исподнюю одежду в скользкой грязи. Вокруг разразился громкий
многоголосый смех. Множество других мужчин, упиваясь, насмехались
над ним.
“О как…” — только и подумал Вейгер.
Он поднялся на четвереньки, протёр веки пальцами и осмотрелся.
Взору открылся вид десятков палаток и шатров разбитых посреди
хвойного леса. Тремя словами — обычный армейский лагерь. Вид этот
был до того близким и родным душе старого воина, что он
почувствовал себя, как дитя вернувшееся в отцовский дом, спустя
долгие годы.