Значит, Бурмагин пьет не так и давно. Может быть пару месяцев,
может и три. А если мебель отсутствует, то это значит, что мужик
пропивает свое имущество.
— Садись! – я указал на табурет и велел Бурмагину вытянуть ноги
вперед. Из этого положения у него не получится быстро вскочить,
захоти он сделать мне какую-нибудь бяку. А вот мне из-под него
табуреточку очень даже удобно выбить будет, если что. Санька-то
рядом, но не настолько, чтобы немедленно прийти на помощь. Сам
садиться не стал – я должен доминировать (всего этого молодой Лёха
Воронцов, конечно, ещё не знал, но знал я поживший и
повидавший).
— Теперь, давай, колись!
Конечно, в соответствии с советским законодательством я должен
бы вежливо обратиться к нему на «Вы» и поинтересоваться, не он ли
это порезал меня, а после того, как он, разумеется, откажется,
принести извинения и удалиться со смущённым видом. По крайней мере,
именно так думает наша прокуратура. Но мы пойдём другим путём. Я
повысил голос:
— Ну, Босой!
Услыхав свою кличку, Бурмагин вздрогнул:
— Так че и сказать-то не знаю. Бутылки ходил сдавать, тебя, то
есть, вас увидел. Внутри аж все закипело… Думаю – порежу падлу
лягавую. А у меня нож был в кармане. И вокруг никого нет. Ни одного
свидетеля. А ты отвернулся как раз, на что-то отвлекся. Вот, я и не
удержался.
Так, хорошо идёт. Но темп сбавлять нельзя. И никакой
человечности. Одна голая функция возмездия.
— Дальше давай, с подробностями, с деталями. И не молчи, а то в
другом месте продолжать будем.
Однако, мой напор, похоже, и не требовался, потому что дальше
произошло совсем уж неожиданное – Бурмагин обхватил руками свою
лысую башку и зарыдал:
— Не хотел я тебя убивать, все само-собой вышло. Запил я по
весне. Я же пять лет не пил, с тех пор, как Мариночка родилась.
Полина условие поставила – станешь пить, детей заберу, и уйду. А
как мне без Мариночки-то жить? Сережку-то я тоже люблю, но не так,
как доченьку. С Сережкой, конечно, как он вырастет, мы на охоту
ходить станем, но девчонка-то все равно любимей. Я же, как с охоты
приду, гостинец ей приношу. Заранее кусочек хлеба с солью в рюкзак
кладу, чтобы из леса, да чтобы дымком пахло. А она всегда
спрашивает – откуда? А я говорю – мол, лисичка тебе на хвостике
принесла. Смеется так, радуется. А я-то как рад, что дочка
радуется!