Все выглядело старинным,
как в историческом фильме. Я чокнулась—таки на фоне стресса или
просто брежу? Или бредю? Всерьез задумалась над этим словом, но мои
филологические раскопки прервал опять этот голос:
— Ой, лэрина Маринелла,
вы глазки открыли! Побегу, лекаря позову!
Стоять, какая Маринелла,
что ещё за на фиг? Мариной меня зовут. Но обладательница комариного
писка уже унеслась, я толком и не рассмотрела ее.
Оставшись одна,
попыталась немного подтянуться наверх, чтобы слегка приподняться на
подушках. Когда мне это удалось, я уже была вся в поту и тряслась
от слабости. Зато обзор был более полный. Возлежала я телом на
пышной постели с кучей подушек, все отвратительно сиреневого цвета,
с другой стороны кровати в стене были ещё две двери, и напротив
кровати прямо — еще одна, видимо входная. Ковер на полу, не
сиреневый, а кремового цвета, разнообразия ради.
Руки сами нервно начали
перебирать кромку пододеяльника, была у меня такая дурная привычка
— в минуты волнения теребить что—то. Руки? Я перевела взгляд на
руки. Это что за руки? Я поднесла руки чуть не к самому носу,
разглядывая их и не веря глазам своим. Это были не мои руки! Узкие
ладони с тонкими пальцами, нежная, холеная кожа. Где мои загорелые,
поцарапанные руки с мозолями от руля, вечно забываю надевать
перчатки. Здравствуй, шиза? Или что похуже? Как оказалось далее —
хуже некуда.
Пока я сидела с
выпученными глазами и штормом в голове, в комнату ко мне, болезной,
влетела давешняя девица, за ней этаким колобком вкатился невысокий
толстенький мужичок в старинном камзоле с высоким воротником,
подпирающим пухлые щеки, за ним прошествовала, вот именно
прошествовала, сухопарая дама с недовольно поджатыми губами.
"Стерва", машинально отметила интуиция. На всякий случай я скорчила
независимый вид и решила побыть партизанской
разведчицей.
— Ну, как вы себя
чувствуете, лэрина? Сегодня меньше кашляете?
Это что, я ещё больше
кашляла? Мне казалось, я и так сейчас кашляла до перелома ребер. Но
мужичок и не ждал от меня ответа, и был до отвращения жизнерадостен
и продолжал:
— А глазки открыли, это
просто хорошо! Вы меня слышите?
Я неопределенно мотнула
головой, пусть думает, что хочет. Мне бы понять, что происходит,
так что молчи, Марина! Этот лекарь достал, какую—то трубку и
приготовился послушать мне лёгкие. Прямо через одежду. Интересно,
что он там услышит, кроме шелеста ткани. Пощупав мне лоб и посчитав
пульс, изрёк: