…о везении.
Пришел приказ наблюдать и не вмешиваться.
Ждать.
Вот только…
Чутье. То самое, которое не позволило отправить треклятый донос
в мусорную корзину, которое потянуло в грязный переулок, которое
кольнуло, заставив отступить в тень, когда из кабака вышел Яшка… то
самое чутье требовало действий.
Немедленных.
Тем паче, что в доме что-то да происходило. Что-то явно
недоброе, грозящее обернуться для города болью.
Боль возвращалась.
Она, замороженная целительскою силой, никогда-то не уходила
надолго, напоминая, что смертен Демьян Еремеевич, куда более
смертен, чем ему представлялось.
…повезло.
Темна Ахтиарская ночь.
Тиха.
И море шелестит, накатывая на берег, будто приноравливаясь, как
половчее на нем обосноваться, как добраться до грязных домишек, как
смести и их, и те невысокие кривоватые заборчики, которыми люди
норовили отгородиться друг от друга. И от моря тоже.
Звезды отражались в водной глади.
Луна стояла высоко, освещая, что улочку, что дом мещанки
Авдотьевой, о которой давненько никто не слыхивал. Вроде как
отправилась к сестрице своей в Заполье, а может к брату, который в
столицах обосновался и давно к себе звал. А может, осталась тут же,
в черте городской, в подполе собственного дома…
…там ее после и нашли.
Опознали.
Подвал-то почти не затронуло.
Тогда же… Демьян помнил все распрекрасно.
И ночь. И луну эту, которая словно издевалась над людьми, лишая
ночь темноты, а их, убогеньких, скрытности. Коляску. Лошадей. Тело,
которое тащили во двор, переругиваясь в полголоса.
Вот Яшка успокаивает жеребчика, сует тому под нос краюху хлеба,
щедро солью посыпанную, говорит ласково, и слова разносятся
ветром.
Вот выглядывает со двора Серп. И его-то голос не слышен.
А магией пользоваться неможно.
Никак неможно.
Скрип калитки.
Ругательство, произнесенное вполголоса. И становится ясно, что у
них, беззаконных, нервы тоже на пределе.
Ящик, который несут вдвоем, но до крайности осторожно, и по лбу
опиомана катятся крупные капли пота. Ящик ставят на пролетку, а
после толстяк, сбросив прежнее оцепенение, водит над ним руками.
Нервничает Яшка. Курит цигарки свои одну за другой, и запах дыма
мешается с прочими ночными ароматами.
- Скоро вы там? – все повторяет он. А Серп хмурится.
И отвечает.
Но его вновь же не слышно. Зато видно распрекрасно, что костюм
его вида преприличного. Этакий носить не освободителю-боевику, но
человеку состоятельному, степенному. Из нагрудного кармана
выглядывает серебристый хвост цепочки. В петлице белая гвоздичка
сидит.