На булавке для галстука поблескивает камешек.
И волосы зачесал, сдобрил бриллиантином.
Очочки достал. Нацепил, разом добавивши себе солидности. И вот
уже не Адольф Азонский перед Демьяном стоит, сын крестьянский,
студиозус-недоучка, но молодой дворянин, перед которым приказчиковы
спины сами гнуться.
Вот же…
Демьян тогда только и успел, что подивиться этакой метаморфозе.
А Серп уже в пролетке устроился. Присел, ящик свой огладил. Кивнул
второму, тому, что с опиумом баловался – личность его установить
так и не удалось, ну да мало ли по России ему подобных, беспокойных
и бестолковых разом, готовых на подвиги единственно от душевного
этого неспокойствия?
И когда тот перекинул вожжи, вцепился в пролетку, явно
намереваясь место кучера занять, Демьян понял – уйдут. Что бы ни
задумывалось, произойдет это сегодня. И если он, Демьян, не
остановит их, плохо будет всем.
И он вскинул руку.
И по сигналу взлетело, раскрылось куполом заклятье, отрезая и
дом мещанки, и двор ее, и кусок улицы от прочего города. А следом
устремилось и другое, призванное оглушить. Сработало, пусть и не
так, как думалось. Покачнулся и рухнул под колеса пролетки Яшка,
так и не выпустив из зубов очередной цигарки.
Опиоман лишь головой тряхнул.
И зарычал, низко, глухо. Вскинул руки и ночную тишину разодрали
выстрелы. Кто-то за Демьяном охнул. Кто-то закричал. И как обычно
водится в подобных случаях, план, казавшийся, если не идеальным, то
всяко годным для исполнения, полетел коту под хвост.
Взвился на дыбы жеребчик.
А толстяк раскрыл руки, выплескивая живую силу, которая,
ударившись о стену ограничительного купола, обернулась огнем. И
купол затрещал, грозя рассыпаться.
Демьян махнул магам прикрытия, чтобы держали.
И они держали.
Даже когда пламя окрасилось белым. И когда рухнул паренек, вроде
Павлуши, что сунулся было снять стрелка, да сам поймал то ли пулю,
то ли заклятье.
Серп привстал в пролетке.
Демьян помнил безумное какое-то преисполненное предвкушения лицо
его. И успел отдать приказ… только и успел, что приказ отдать. И
сам… не надо было лезть, но Демьян явственно понял, что сами маги
не справятся.
Он поднял руки, упираясь ими в стену воздуха, ставшую вдруг
тяжелой, словно на него, на Демьяна, опустилось само небо.
Он вдохнул жар чужой силы, что пролетела по крови, эту кровь
опаляя.