По всем вышеназванным причинам я тебе не буду обещать «обилия
писем», а кое-какие «зарисовочки из жизни» я тебе уже обозначил —
смотри несколькими абзацами выше про виски и про кислое пиво.
Добавлю также, что таких, как я в Украине, и таких, как наш с
тобой Анатолий в твоей Сибири, наберется несколько сотен тысяч
(если не миллионов). Формально все мы считаемся беженцами, но
фактически все мы разные.
Я, например, съездил в тутошнее управление МЧС и взял справку
беженца-переселенца, понаотправлял копий этой справки в банки, где
у меня есть кредиты, и эти твари хоть доставать перестали.
Я им объясняю, что война, и прежних доходов нет. А они мне
отвечают, что никакой войны в Украине официально не ведется, и
плати, сука, проценты по кредитам! На что я им отвечаю, что
зарплату мне платят не официальными бумагами и постановлениями
Кабмина, а деньгами, которых, бля, нет!
И их не просто нет, а как у Михаила Задорнова, — их «нет
совсем»!
Другие мои земляки справку беженца брать опасаются, поскольку
уверены, что на следующее же утро за ними придут из военкомата с
милиционером, мобилизуют и, если не отправят воевать в зону АТО, то
какой-нибудь тыловой склад охранять заставят обязательно.
А что, с них станется!
Вот и сидим мы по дачам, по частному сектору и съемным
квартирам: кто-то тише травы и ниже воды, а кто-то — привычно
рассекая по улицам Бердянска пьяным за рулем на своей, далеко не
последней, иномарке. И — с пальцами из окна.
В Донецке я был давно, обстановку там узна ю ,
сопоставляя материалы с российских (оголтелых) сайтов с украинскими
(оголтелыми же) сайтами, но в основном из личных разговоров. Когда
мне собеседник начинает рассказывать, что где-то, кто-то в кого-то
стреляет, я его перебиваю и говорю, что все это я знаю — из
интернета и телевизора, а ты, говорю, лучше расскажи мне то, что ты
видел собственными глазами.
И тон разговора становится иным.
Иногда бодрым, а это значит, что мой собеседник сочувствует ДНРу
и надеется, что российские войска вот-вот войдут дальше вглубь
Украины, и наступит, наконец-то, полноценный «русскiй миръ». Но
чаще тон становится печальным и грустным, тогда я понимаю, что
человек передо мной (или на том конце мобильного провода) –
проукраинец и ждет, когда же, наконец, укры освободят Донецк от
россиян и ДНР-овцев. Но ждет уже без особых надежд.