Он поспешно развеял магический огонь и указал дрожащим пальцем
на пострадавшую жилетку, а затем на разбитые губы.
— Да не мог Михаил такого сделать! Он же первым и муху не об…
обидит! — выдал отдувающийся Григорий, чей язык изрядно заплетался,
а большие добрые глаза пьяно блестели.
— В теории мог, если бы увидел, что кто-то домогается его
сестру, — задумчиво выдала Инга, скользнув изучающим взглядом по
заплаканной Марии.
А я примерно таким же взглядом окинул саму Ингу, будто впервые
увидел её. Офигеть! Вот это она красотка! Её внушительные груди
соблазнительно вздымались под белоснежной блузкой, точно две
подушки. А ножки у неё были тоже очень даже хороши. Спортивные,
подтянутые. И их стройность подчёркивали чулки, убегающие под юбку,
чей поясок красовался на тонкой осиной талии.
— На что вы намекаете, сударыня?! — рыкнул Миронов, оскорблённо
вздёрнув подбородок. — Что я, отпрыск древнего рода, возжелаю эту
нищебродку? Не несите чушь! Хватит уже совершать глупости.
Достаточно того, что вы позвали этих юродивых в свой дом!
— Михаил мой… друг, — решительно вставил Григорий, облизал губы
и покачнулся.
— Всё так и было, Инга Петровна, — ожила Маша и сквозь
брызнувшие из глаз слёзы жарко затараторила: — Миронов пытался
против моей воли поцеловать меня! А тут мой брат подоспел…
— Ложь! — заверещал Миронов, перекрыв сердитые раскаты грома.
Он, как и большинство недалёких людей, считал, что чем громче
заорёшь, тем правее будешь казаться.
— Моя сестра говорит правду, — проронил я, убрав нож в
карман.
— Клевета! — снова закричал парень, стоя спиной к стене, дабы
никто не видел дыру на его штанах.
— Выходит, голоса Волковых против вашего, сударь Миронов, —
разлепил толстогубый рот Василий, поскрёб крепкими ногтями
веснушчатую щеку и поправил лацкан простенького пиджака.
— Да чего стоят их голоса? Ничего! Они просто завидуют мне!
Наверняка теперь будут пытаться стрясти с меня деньги, чтобы их
грязные языки не мололи обо мне чушь! — горячо выпалил усач и
полоснул нас с сестрой до того пропитанным ненавистью взглядом, что
я чуть оргазм не получил. — Но я ничего им не заплачу! Клянусь
честью рода. А вот они мне заплатят. Кровью во время дуэли!
— Страшно, аж поджилки трясутся, — презрительно скривился я,
сложив руки на груди. — Особенно страшно это слышать от человека с
рваной промежностью!