Сестра шмыгнула носиком, упрямо вскинула подбородок и дальше
пошла молча. И она рта не раскрывала вплоть до дядиного дома,
обосновавшегося на узкой тихой улочке с раскидистыми клёнами.
Раньше этот ветхий готический особняк с горгульями на карнизе и
черепичной крышей принадлежал моему дедушке-оккультисту. А после
его смерти отошёл старшему сыну, то бишь моему дяде. И нынче этот
старинный дом был единственным на всей улице, кто стоял, полностью
погруженным во тьму. У остальных домов перед входными дверьми хотя
бы горели электрические фонари, а мой дядя, чёртов скряга, даже на
электричестве экономил.
Нам с сестрой пришлось в темноте взбираться на крыльцо с
коваными перилами. А около пошарпанной входной двери Машка горячо
прошептала:
— Миша, умоляю, не наломай дров. Просто молчи, если тебя
вздумают ругать. Ты же знаешь, что нам больше некуда идти. Отец не
оставил нам ни копейки. А дядя — наш законный опекун. Пообещай мне,
что будешь держать язык за зубами. А то опять что-нибудь
сказанёшь.
— Хорошо, — нехотя процедил я, состряпав кислую физиономию.
— Спасибо, — искренне выдохнула обрадовавшаяся сестра и
загромыхала ключами.
Через миг в темноте заскрежетал замок, а затем дверь открылась,
и мы с сестрой проскользнули в окутанный мраком холл, пахнущий
пылью, старой древесиной и лаком.
— Явились! — полоснул меня по ушам пронзительный, визгливый
женский голос. Аж зубы заломило, а сестра чуть до потолка не
подпрыгнула. Так заикой, блин, станешь.
Спустя мгновение холл осветила старенькая хрустальная люстра с
тремя жёлтыми лампочками из двенадцати возможных. В углу на кресле
восседала наша тётушка Клавдия. Желчная, склочная слабенькая
магичка с жёлтым лицом, ломкими мышиного цвета волосами и
невыразительными глазками. Она была худой как щепка, словно её
ядовитый, неуживчивый характер изгнал из тела даже собственную
плоть.
— Тётушка, мы же предупреждали вас, что вернёмся поздно, —
торопливо промяукала моя сестра, уперев взор в вытертый ковёр,
красующийся на полу, который порой скрипел так жалобно, что
хотелось заплакать.
— Но не так же поздно! — вскричала тётка и тут же понизала
голос, тревожно глянув на ступени, ведущие на второй этаж, где
храпели её два «ангелочка». Мои двоюродные сестра и брат. Те ещё
занозы в заднице. Однако тётушка любила их больше всего на свете,
поэтому они и выросли такими капризными и эгоистичными подростками,
думающими, что им всё можно.