— Простите, тётушка, — виновато сказала Мария, хотя мы ни в чём
не были виноваты.
— Да кому нужны твои извинения? Они как холостые пули. А ты чего
молчишь, обормот? И где твои очки? А чего ты с рубашкой-то сделал?!
— ахнула женщина, разинув рот с такими крупными зубами, что им бы и
бобры позавидовали.
— Машина мимо по луже проехала и окатила Мишку. А очки он
оставил у Григория, — торопливо ответила сестра, искоса бросив на
меня предупреждающий взгляд. Дескать, молчи, мы же договаривались.
И я молчал, но с огромным трудом. Всё моё существо жаждало
поставить на место эту высохшую ведьму, повадившуюся издеваться над
нами. Она будто бы нашла новую цель своей никчёмной жизни — извести
нас с сестрой, придираясь по малейшему поводу.
— Дрянной мальчишка. Вечно ты влипаешь в истории! Возьми пример
со своего двоюродного брата! Чудо, а не ребёнок. Все-то у него
получается, учителя его хвалят.
— Да он жопы преподам лижет так, что они сверкают ярче Солнца, —
еле слышно пробормотал я себе под нос и неожиданно ощутил прилив
бодрости, словно тёткин гнев дал мне заряд силы. Хм-м-м…
— Чего ты там шепчешь? Говори громко и уверенно. А не мяукай,
как сраный кот.
— Говорю, да, Иван — настоящее солнышко. Большое такое солнышко,
румяное, с отменным аппетитом, — с тщательно скрытым сарказмом
сказал я и почувствовал острый локоток сестры, вонзившийся в мои
рёбра.
— Да, так и есть, — важно согласилась тётка, даже не поняв, где
я уел её сына-толстяка, способного сожрать двух немытых бомжей.
Особой разборчивостью в еде он тоже не отличался.
— Можно, мы пойдём?! — торопливо выдохнула сестра, конечно же
раскусившая мой сарказм. — Завтра рано вставать. В университет же
надо.
— Пойдёте. Но сперва отстираете рубашку этого неряхи и уберётесь
на кухне.
— Но ведь Ефросинья обещала наконец-то самолично прибраться, —
проговорила Машка, вспомнив нашу двоюродную сестру.
— Ефросинье некогда было! Она весь вечер изволила петь, — с
гордостью произнесла тётушка Клавдия и свысока глянула на нас.
— Как жаль, что мы пропустили такое незабываемое представление.
У меня как раз уши заложило, а её дивный голос непременно прочистил
бы их, — опять с сарказмом сказал я, кое-как скрыв презрительную
усмешку.
Фроське медведь не только наступил на ухо, но и хорошенечко на
нём потоптался. И те звуки, что она извлекала из своего тучного
тела, приводили в ужас всех окрестных котов. Животные думали, что в
этом доме в промышленных масштабах кастрируют их сородичей. Но
тётушка недалеко ушла от дочки в плане музыкального слуха. Поэтому
она искренне хвалила её и от умиления вытирала платочком уголки
глаз.