Каневский легко поступил в нархоз,
на первых же курсах занялся поисками работы. Просиживать штаны в
запыленной конторке завода он не собирался, поэтому взял прицел на
аспирантуру. Должность доцента считалась престижной и давала
неплохую возможность заработать на нерадивых
студентах.
Олег пережил последствия
перестройки, развал Союза, безумное начало девяностых на теплом
месте преподавателя политэкономии. Переход от плановой экономики к
рыночной, который произошел в Европе лет сто назад, превратил
постсоветское пространство в поле первобытных войн за ресурсы.
Время больших перемен – время больших возможностей. Компании
открывались одна за другой. Производство застопорилось, зато все
ринулись что-то перепродавать, чему-то заново обучать, куда-то
перевозить, консультировать обо всем подряд. Каневского эта мода на
посреднические услуги любого толка вполне устраивала. Он
наблюдал и ждал своего шанса...
Олег махнул
официанту, а сам с удовольствием откинулся на спинку кожаного
дивана. В «Нота Бене» мебель высшего класса – дорогой ресторан для
элитных гостей. Здесь собирался бомонд Одессы, в основном
новоявленные бизнесмены – бывшие госработники и бандиты – после
развала Союза они переоделись в деловые костюмы и расселись по
офисам. Каневского ввела в круг «элиты» завкафедрой, которая имела
на него виды – Олег воспользовался любезностью, но как только
обзавелся знакомствами, резко отшил все приглашения «заглянуть на
чай» и «сходить вместе в театр, совершенно случайно перепало два
билета».
Официант принес кофе с коньяком,
Олег машинально сделал глоток. Честно говоря, никакие стимуляторы
его не брали – особенность организма. Он не пьянел, не чувствовал
себя бодрее. Хотя бывало смаковал вкус. Как
сейчас.
Со второго этажа спустился Борис
Степанович, совладелец ресторана: черный костюм, в
расстегнутом вороте рубашки проглядывал золотой крест. Скользнул по
Каневскому мрачным взглядом, пожал руку, молча похлопал по плечу.
Олег не удивился – Борис Степанович редко с кем разговаривал.
Второй владелец «Нота Бене» был полной противоположностью Бориса
Степановича. Эндрю, рослый американец с детскими доверчивыми
глазами, подошел к барной стойке. Заметив Каневского, он широко
улыбнулся и через весь зал прокричал: «Oleg, how are you?» [14]
Олег вежливо ответил, и улыбка Эндрю, казалось, стала еще
шире.