Повернув к третьей, обитаемой,
планете желтой звезды, программа включила электромагнитную и
оптическую маскировку для входа корабля в атмосферу.
Пронзая слои воздуха, корабль подобно
яркому метеориту приближался к поверхности. Посадка прошла успешно,
и программа аварийного управления выполнила последние процедуры для
обеспечения возможности доступа высокоразвитым белковым организмам
на борт корабля. Стоило объекту совместить ключ на люке корабля с
ключом на его обшивке, как срабатывала программа открытия люка и
разблокировки всех корабельных систем.
Выполнив последние инструкции,
программа закончила свою работу, и корабль остался лежать среди
небольших холмов, заросших густым лесом.
Прошло две сотни лет….
Усталый и злой, я шел из школы домой
– сегодня была физкультура, и надо мной опять смеялся весь класс,
потому что я не смог залезть по канату даже на треть его длины. Я
ненавидел эти уроки и всегда старался их пропускать, но, к
сожалению, физрук давно понял мои намерения и теперь всегда
подкарауливал меня перед физрой. Ему доставляло огромное
удовольствие провожать меня в раздевалку, чтобы я не сбежал, а уже
потом, на уроке, вволю посмеяться над моей слабостью.
На физкультуре меня всегда ожидал
кошмар: физрук завел отвратительную привычку устраивать из моих
действий шоу для всего класса. Постоянно вызывая меня первым, он
просил продемонстрировать какое‑нибудь упражнение. Если со всякими
гимнастическими фигурами у меня еще что‑то получалось и
одноклассники разве что громко хихикали, то любое мое упражнение на
снарядах приводило к тому, что класс поголовно лежал от хохота.
Анализируя дома происходящее со мной,
я не понимал, что заставляло меня выглядеть клоуном. Специально
выходя вечером на стадион, я мог целых два раза подтянуться на
перекладине, да и на брусьях отжаться, или там ноги вытянуть хотя
бы раз получалось. Но на уроке, в присутствии одноклассников, не
мог повторить даже этого, превращаясь в червяка, насаженного на
крючок. Я дергался, извивался и в конце концов падал на маты,
заставляя зрителей захлебываться смехом.
А когда я вставал и косился на
хихикающих девчонок, то видел в их глазах только презрение. Они
даже придумали мне кличку, которой называли меня все, –
Червяк. Каждый год моего пребывания в школе был как несколько лет
каторги: я множество раз порывался бросить эту школу, но, к
сожалению, в нашем небольшом поселке их было всего три. В нашем
дворе жили ученики разных школ, и потому там тоже были хорошо
осведомлены и о моих выступлениях на уроках физкультуры, и о моей
кличке. Даже домой я пробирался, как разведчик в логово врага –
крадучись и прячась за деревьями.