Любовное молчание. Рассказы о самой простой религии в мире - страница 18

Шрифт
Интервал


Если бы взяться, быть может, мне и удалось бы перенести на бумагу бледное отражение звуковой радуги со звёздами. Но сама мелодия явно не поддавалась записи. Не могла поддаться. Потому что она была выражением любви к великому Непостижимому… Смешно подумать, что такую любовь можно сделать доступной для каких-то знаков или неуклюжих и страстных человеческих чувств…

Мелодия постепенно превращалась во вселенский хор, становясь крупнее и уверенней. Прозрачная же ткань продолжала звучать, но поднялась куда-то очень высоко. Теперь её, сгрудившись, наполняли настоящие звёзды. Они сверкали в сознании. Казалось, их можно было взять в руки. Но я знал, что такое предположение -неправда. И тогда понял, что моё сознание бесконечно, как космос…

Мелодия же одновременно и господствовала и отсутствовала. Её единозвучие завораживало и подчиняло. Теперь не виолончели – все духи благодати, все души усопших – всё составляющее духовный мир пело эту невыразимую мелодию.

Где-то внизу кувыркались президенты, жулики, продавцы, деятели культуры… А под ними, в самом низком регистре, но тишайше, грозно пузырилась чёрная масса житейского моря, над которой они властвовали. Там можно было различить только хлопочки лопающихся пузырей…

Мелодия же торжествовала. Она была выражением небесной Правды, высшей, духовной справедливости, противонаучной, не поддающейся звуковому или письменному изъяснению Истины. Если бы мелодию возможно было записать, на это стоило бы потратить жизнь. Но…

Истину выразить нельзя. Выраженная Истина – это лукавство. Поэтому, я понял, не стоит тратить жизнь на невозможное – на поиски Истины.

Однако человеку всё-таки доступно не мало, а именно – Истиной быть, а именно: всем существом любить великое Непостижимое, не гортанью, а всем собой петь об этой любви, не понимая мелодии и не пытаясь испортить её бледными и лживыми в своей неточности словами, бытийствовать мелодией любви, не выделяя свой голос из духовного хора, а наоборот, с огромной радостью растворяясь в нём, утопая и всё более отдаляясь от чёрной массы внизу…

Да, если опуститься в её контр- нет, даже субконтроктаву… О, вам там хорошо?.. Простите, у меня другой путь… Нет, нет и нет! Этот телевизор, новости из компьютера… Прочь, прочь…

Я – мелодия мира, мелодия бесконечной жизни, мелодия огромного счастья… Это очень интимно. А переливы звёздной радуги где-то там, в запределье, так светлы… Вы возразите, что, мол, космос чёрен… Но я не о вещественном. Запределье, о котором я сказал, не по земному чисто. А духовная чистота не может быть чёрной, как, впрочем, и белой: она бесцветна.