– Вашего дома быть не должно.
Смотрю на гостя. Нет, это не гость, это служащий какой-то.
Не понимаю.
Капли дождя на дверном колокольчике.
Осенние сумерки.
И —
– Вашего дома быть не должно.
Пытаюсь понять. Ваш дом подлежит сносу… нет, не то. Ваш дом рухнул… нет, не то. Вот же он, стоит, как ни в чем не бывало…
– Простите?
– Ваш дом рухнул, – кивает человек на пороге, – мне очень жаль.
Затравленно оглядываю свое поместье, огромный зал, лабиринты лестниц, анфилад, причудливую игру света и тени…
– Но… но вы ошиблись. Мой замок стоит.
– Он рухнул. Рухнул. Это… это Элизия.
Он сует мне под нос пожелтевшие от времени бумаги, даже не пытаюсь понять, отчаянно соображаю, кто такая Элизия, Элизия…
– Это её замок, понимаете? И он разрушен.
– Но…
– …вам придется покинуть замок.
– Чего ради?
– Он же разрушен.
– Но… слушайте… Я с вами судиться буду…
– Судитесь.
– И буду судиться. Вон… к юристу обращусь…
Обращайтесь. Очень сочувствую… ничем не могу помочь.
Гость улетает в сумерки осени. Незваный гость – стопка документов, кое-как скрепленная нитками, летит, взмахивает страницами. Спохватываюсь, что даже не предложил гостю зонтик, хороший же я хозяин, ничего не скажешь.
Оглядываю дом, массивное крыльцо с каменными львами, английский парк, подернутый осенью. Хочу сказать дому, что это просто пачка бумаги, нечего её бояться – тут же спохватываюсь, что есть подпись, есть печать, дело серьезное, серьезнее некуда…