Все опасения и весь мой страх как рукой сняло, и я с готовностью ступил в квартиру Барона, как в сказочный лес. Черно-белый пол напоминал шахматную доску, а я был конем или всего лишь пешкой, движимой по ней невидимой, но властной рукой. Посередине прихожей размером с нашу гостиную я остановился и задрал голову к высокому куполообразному потолку. Вокруг хрустальной люстры порхали цветные пятна. Я сморщил лоб и поморгал. Видение не пропало. Всмотрелся повнимательнее и перестал дышать. Под потолком действительно кружили бабочки. Большие и яркие. Они то присаживались на светящийся хрусталь, то отталкивались от него, чтобы показывать красоту своих крыльев с разных ракурсов. Пол подо мной размягчился и поплыл. Голова закружилась невозможно приятным щекотанием.
За моей спиной кто-то деликатно откашлялся. Я обернулся обратно к двери, которая оказалась уже закрытой, и встретился взглядом с худощавым мужчиной во фраке. Бакенбарды плотно обхватывали его костлявое лицо и подчеркивали длинный, изогнутый вниз, как клюв, нос. Маленькие глаза смотрели, с одной стороны, на меня, а с другой – сквозь меня, натренированные видеть и не видеть одновременно. Одну руку он спрятал за спину, а на другой держал перед собой серебряный подносик, на котором лежало что-то круглое, отзеркаливающее свет люстры.
– Прошу вас, сэр, – сказал дворецкий и коротко кивнул на поднос.
Я подошел к нему и взглянул на предлагаемый предмет. Это были часы. В отличие от тех маленьких, которые мне оставил Барон в больнице, эти шли и имели всего две стрелки.
– Плюньте, пожалуйста, – сказал дворецкий в мою макушку.
Я поднял на него вопросительный взгляд. Снизу открывался вид на его длинные, кривые ноздри.
– Плюньте на часы, – пояснил он без эмоций.
– Как? – прошептал я одними губами.
– Вы не умеете плевать, сэр?
– Слюной?
– Предпочтительно.
У меня дернулась щека от нарастающего недоумения.
– Прошу вас, – настойчиво покосился на часы дворецкий.
Во рту у меня так пересохло, что собрать даже небольшое количество жидкости оказалось непросто. В конце концов я преодолел себя и свое назойливое воспитание и аккуратно плюнул на сверкающее стекло.
– Благодарю, – сухо сказал дворецкий и протер часы тряпочкой, которая оказалась в другой руке.
Я отступил на шаг назад и застыл, таращась то на него, то на поруганные часы.