– Лишний часик, – умиленно сложил Барон ладони на сердце. – Как это мило! Как это невинно!
У меня закралась мысль, что надо мной, вероятно, издеваются, и я обиженно отвернулся.
– Нет! – спохватился Барон. – Это то, что надо! То, что надо! И как я раньше до этого не додумался!
Он волновался все больше, и я уже испугался, что сейчас снова что-нибудь заверещит. Краем глаза я увидел его протянутую ко мне руку и повернулся обратно. Барона было не узнать. Глаза его блестели, и он словно помолодел. Казалось, еще чуть-чуть, и катетер вывалится из его кисти, а сам Барон взлетит.
– Дети! – потряс он рукой, чтобы подчеркнуть гениальность мысли. – Это же почти что животные!
У меня отвалилась челюсть, но Барон не обращал на меня никакого внимания.
– Это то самое недостающее звено!
– Недостающее что? – отважился я все-таки на вопрос.
– Звено! Часть! – просиял Барон.
– Часть чего?
– Плана! – раскраснелся он. – Идеи! Той самой идеи!
– Простите, я ничего не понимаю, – в свою очередь, рассердился я.
– Конечно, ты ничего не понимаешь! Ты – ребенок! – радостно всплеснул руками Барон. – В этом вся твоя прелесть!
В одно мгновение на меня навалилась одурманивающая усталость, и я со вздохом опустился на приподнятую спинку койки. Для себя я решил, что не стоит пытаться продраться сквозь путаницу мыслей сумасшедшего старика.
За пыльным окном солнечный свет постепенно тускнел, хотя до темноты в это время года было еще далеко. Видимо, даже муха почувствовала наваливающуюся тягость предвечерья, последний раз без энтузиазма хлопнулась в стекло и устало опустилась на подоконник. В коридоре приглушенно стонали пациенты, которым не хватило места в палатах, и смеялись медсестры, а стены и мебель настолько были пронизаны страхом и одиночеством этого места, что я вдруг вспомнил – обычно дети в такой ситуации плачут. И заплакал. Барон даже вздрогнул от неожиданности. По его растерянности и скованности сразу было видно, что своих детей у него никогда не было. Но сдерживать слезы я не мог, и они градом катились по моим бледным щекам и капали с подбородка на грудь.
Барон напряженно вытянулся и откашлялся.
– Ну… Тише, тише… – шикнул он наконец, как актер, первый раз читающий слова с листа. – Скоро мама придет.
Тут он прищурился и вновь погрузился в свою привычную мрачность.